Книга Философия освобождения - Филипп Майнлендер

идею, которая не имеет больших возможностей для модификации. Субъективная красота причинности требует, таким образом, прежде всего поэтического языка, то есть понятий, облегчающих переход к образу.

Более того, красота причинности проявляется в связях понятий, в предложениях, как ясность и понятность. Чем длиннее период, чем больше промежуточных звеньев он содержит, тем менее красив стиль. То, что ясно мыслится или чисто чувствуется, также ясно и чисто произносится и пишется. Никакого стиля empesé, только лаконичная дикция, «целомудренный стиль».

Если поэт просто отражает настроения, то красота причинности требует благородной, лаконичной передачи их и правильного соотношения следствия и причины. Если причитания напрасны или если поэт тянется к золоту солнца, чтобы украсить им свою возлюбленную, то красота пропадает бесследно, ибо она всегда умеренна.

Если же, напротив, поэт показывает нам волевые акты, то красота причинности предстает как строгий закон мотивации, который никогда не может быть безнаказанно нарушен. Для человека так же невозможно действовать без достаточного мотива, как для камня оставаться в воздухе, и так же невозможно действовать против своего характера без убедительного мотива.

Поэтому каждое действие требует точной причины, и чем понятнее мотив действия, тем оно прекраснее. Если случайность вступает в игру в строгом смысле слова, то она не должна появляться неожиданно, а должна уже проявиться вдали; ведь в реальной жизни человек быстро примиряется с удивительными совпадениями, а в искусстве любая невероятность приводит в замешательство, потому что человек приписывает ей намерение, и любой deus ex machina выглядит уродливо.

Наконец, красота причинности проявляется в быстром развитии. Обычное течение жизни слишком часто бывает неинтересным, настроения распределены по часам, эффекты часто становятся очевидными только через несколько дней или месяцев. Поэт концентрирует все и, как бы, придает аромат тысячи роз в одной капле розового масла. События следуют друг за другом быстрее, следствия приближаются к причинам, и контекст становится более ясным, т.е. более красивым.

Красота времени в поэзии – это метр. Термины представляют собой простые слоги или их соединения неодинаковой длины и с разным ударением. Если слова соединены без учета этого количества и качества, то целое не течет легко, а сравнимо с потоком, в котором ледяные плиты трутся и ударяются друг о друга. Не обязательно, чтобы речь была абсолютно размеренной; даже в прозе возможно элегантное течение, если массы хотя бы ритмически структурированы, но, конечно, красота времени полностью раскрывается в связанной речи. Каждая стихотворная мера прекрасна, одна больше, другая меньше, и, например, сапфическая строфа.

– Î – Í – ΠΠ– Π– Í

– Î – Í – ΠΠ– Π– Í

– Î – Í – ΠΠ– Π– Í

– Î Π– Í

радует как простая схема.

Как я уже объяснял выше, формальная красота субстанции также проявляется в поэзии (и в музыке), потому что передача чувств возможна только через субстанциональные объекты, слова и звуки. Здесь она проявляется в чередовании вокалов (избегание скоплений твердых согласных, мелодичная вокализация) и особенно в рифме, которая часто имеет магический эффект; в разговорной речи она проявляется в мелодичном звучании голоса.

31.

Ясно, что субъективная красота, о которой здесь идет речь, не может оправдать различие между идеальной и реалистической поэзией; ведь поэзия имеет своей главной целью раскрытие вещи в себе, а это не зависит от субъективной красоты. Субъективно-прекрасное, в своих различных направлениях, окружает только выражения внутреннего человека.

Идеальная поэзия основана на прекрасной душе, которая является истинным идеалом поэзии; ибо для идеала необходимо, чтобы он был посредником, а прекрасная душа так же далека от возвышенного характера, который погасил в себе все человеческие желания и больше не укоренен в этом мире, как и от чистого природного человека, который еще не развил свою индивидуальность в личность.

Если, следовательно, мы последуем обычному делению поэзии на лирическую, эпическую и драматическую, мы сделаем целью идеальной поэзии раскрыть в безупречной форме настроения прекрасной души, которая держится в стороне от всех крайностей, восхвалять и прославлять ее деяния и воспевать ее чистую связь с божеством. Прекрасная душа холодна не сама по себе, а в сравнении со страстной индивидуальностью; ибо последняя – это яростно движущееся пламя, а последняя – спокойствие.

ясный свет. Кстати, в природе прекрасной души, как я уже подчеркивал, заложено, что она, конечно, способна на страстное возбуждение, но таким образом, который дает приятную уверенность в том, что возвращение к равновесию вскоре произойдет снова. Поэтому ее настроение может быть благодушным.

Реалистичный лирический поэт, напротив, отпустит себя на волю и будет скользить по волнам самых разнообразных чувств.

Поскольку эпическая поэзия представляет характеры, настроения и действия многих людей в своих больших произведениях, поле для эпической поэзии должно быть дополнительно обозначено. Перед ним может быть поставлена только задача нарисовать большинство персонажей, свободных от грубости, с одной стороны, и от ярко выраженного индивидуализма

– с другой. Песни Гомера всегда будут оставаться образцовыми в этом отношении. Его герои не

буйно благородны и не подлы; они преследуют реальные цели, руководствуясь по-юношески сильным мировоззрением; они боятся богов без трепета; они почитают своих вождей без чувства рабства и развивают свою индивидуальность в рамках обычая.

Реалистический эпос, с другой стороны, представляет всех персонажей без исключения: Мудрые и глупые, злые и добрые, справедливые и несправедливые, страстные и пассивные натуры, и реалистический эпист справедливо относится к каждой индивидуальности.

Человеческое существо наиболее полно отражается в драме. В нем герои говорят и действуют сами и раскрывают свои самые скрытые черты характера. Хорошая драма должна показывать не то, как люди думают, чувствуют и действуют, а то, как они на самом деле действуют, чувствуют и думают в мире: торжество злодея и падение праведника; трения между людьми, их трудности, мучения и мнимое счастье; ход общей судьбы, которая порождается действиями всех людей, и ход индивидуальной судьбы, которая формируется, с одной стороны, случайностью, а с другой – велениями демона. Шекспир останется величайшим драматургом- реалистом на все времена.

Идеальный драматург, с другой стороны, выбирает тех персонажей, которые не слишком далеки от идеала прекрасной души. Он показывает их нам в покое и в движении, виновными и невиновными, всегда преображенной, не безжизненной и не бессмысленно неистовой, не эксцентричной и беспутной. Среди старых драматургов таких людей нам представил, в частности, Софокл. Среди молодых драматургов-идеалистов следует упомянуть только нашего великого Гете. Нельзя читать «Тассо» и «Ифигению» без чувства глубочайшего удовлетворения. Принцесса и Ифигения – истинные и подлинные архетипы прекрасной души. И как поэт, в пределах идеальной поэзии, умел так четко отличать друг от друга других персонажей. Там, где один или другой, как Тассо или Орест, хотел выйти вперед, он держал волшебное плетение красоты над пламенем, и оно отступало назад. —

Понятно, что законы субъективной красоты применимы как к поэту-реалисту, так и к поэту- идеалисту; они обязательны для обоих и не могут быть нарушены.

Вслед за поэзией пришло искусство декламации и актерского мастерства, которые вдохнули в поэтические произведения жизнь и значительно усилили их впечатление.

32.

Как мы видели, поэзия показывает нам идею человека, с одной стороны, как вещь в себе, полностью, а с другой стороны, как объект, заставляя субъекта, через меткое описание, сформировать образ его, и поэтому я сказал, что она отражает всю идею, внутреннюю и внешнюю; более того, она привлекает все другие идеи в свою сферу через описание, и поэтому я сказал, что она отражает всю природу и должна быть названа высшим искусством. Музыка, однако, имеет отношение только к человеку; все другие идеи ей чужды, и она действительно рассматривает только внутреннюю часть человека и только его состояния. Поэтому это более несовершенное искусство, чем поэзия. Но поскольку его материалом является звук, а не звучащее слово, он говорит на понятном всем языке и является искусством, которое легче всего вводит нас в эстетическое состояние, поэтому