Книга Ветки кизила - Решад Нури Гюнтекин

неспособны отличить стоящего мужчину от подлеца.

Но поскольку ситуация была очень деликатной, она ничего не говорила, только время от времени спрашивала ханым-эфенди с хитрой улыбкой: «Ах, ханым-эфенди, что же происходит с этой девушкой? Она в последнее время какая-то странная, сама не своя?!

В этот вечер еще не стемнело. Невнихаль-калфа вышла поискать в саду под деревьями забытый ею коврик для намаза. Зрение подвело юношу, он принял Невнихаль-калфу за Гюльсум и сказал, выглядывая из-за забора:

— Тихонько, Гюльсум… поди-ка сюда… возьми письмо…

Невнихаль-калфа увидела юношу и завизжала:

— О, Аллах, хватайте его!

Парень, услышав крик, убежал. Однако письмо он уже бросил в сад, и оно попало в руки Невнихаль-калфы.

На крик черкешенки сбежались домочадцы во главе с ханым-эфенди. Если бы хозяйка знала, что письмо предназначается Сенийе, то дело бы замяли. Однако на слова калфы: «Какой-то парень бросил это письмо для Гюльсум», Надидэ-ханым беззаботно ответила: «Да уж, эта девчонка может вытворить все, что угодно». Барышни ей возразили: «Мама, это плохо… Разве позволительно подобное в ее возрасте?» Вместо ответа Надидэ-ханым протянула дочерям письмо. Дюрданэ-ханым немедленно разорвала конверт и наугад быстро прочла первую строчку: «Свет души моей, моя любимая Сенийе».

В ту же минуту мир перевернулся, и ханым-эфенди начала кое-что понимать. Слова «моя любимая Сенийе» означали, что тот, кто незадолго до этого передал письмо и сбежал в темноту, действительно сильно влюблен в нее. Поняв всю деликатность ситуации, зятья, дети и слуги разошлись, не сказав ни слова. Остались лишь Дюрданэ и ханым-эфенди. Молодая женщина застыла с письмом в руках, словно каменное изваяние. Надидэ-ханым укоризненно спросила:

— Ах, дочь моя… Зачем ты это сделала?

— Клянусь Аллахом, не знаю… я подумала, что это пустяки… выскочило, и все…

Мать и дочь долго беседовали в саду. Было непонятно, ссорятся они или утешают друг друга.

Дюрданэ критиковала сестру:

— Бессовестная, запятнала честь нашей семьи… Мы тоже были в ее возрасте… Видела ли ты когда-нибудь, чтобы мы тайком бегали на свидания? Как мы после этого посмотрим в глаза зятьям?

Хозяйка дома почему-то приняла сторону Сенийе; но поскольку она не могла найти слов для ее защиты, то сказала:

— Ах, дитя мое… ты тоже хороша, такая взрослая женщина, а так, не подумав, начала читать во всеуслышание.

Дюрданэ знала характер ханым-эфенди. Поскольку она чувствовала, что мать считает ее основной виновницей случившегося, она сердилась на нее. Ханым-эфенди, не видя иного выхода, свалила всю вину на Невнихаль-калфу:

— В этом позоре виновата та старая сплетница. Что бы ни произошло, она кричит об этом на всю округу и собирает вокруг себя толпу… Раньше она портила жизнь только мне, теперь же взялась за моих дочерей.

Этот случай ужасно возмутил всех, кроме Сенийе. Хотя всему имелось свое объяснение. Никто не хотел вникать в суть произошедшего. А все было просто: кто в нынешние времена возьмет в жены бесприданницу? Из-за этого бедняжка и затеяла все это, лишь бы найти мужа. Ее старшие сестры все были замужем. Каждый вечер они с мужьями расходились по комнатам, где предавались любовным утехам. Она же, несчастная, оставалась со стариками. Если бы зятья захотели, разве они не смогли бы найти ей хорошего мужа? Но им это было не выгодно. Ведь если Сенийе выйдет замуж, новый зять также придет в этот дом… Господам не будет покоя… Тут нужен глаз да глаз… Вдруг новый зять прогонит старых?!

В доме всегда стоял невообразимый шум, а девушка мечтала о покое. Используя это как предлог, она говорила: «Пойду куда-нибудь в безлюдное место, хоть тишину послушаю», а сама убегала в поле и встречалась с тем несчастным юношей, который писал ей письма. А Надидэ-ханым ненавидела таких, как он.

Временами Дюрданэ нервничала:

— Мама, ради Аллаха, не вмешивайся… Ты сведешь с ума кого угодно…

Ханым-эфенди долго размышляла, кто из взрослых или детей, живущих в доме, надоумил Сенийе на такое, и наконец, решила, что главная виновница происшествия Гюльсум.

Несмотря на свой возраст, Сенийе была наивна, как дитя. Она не могла самостоятельно познакомиться с мужчиной и уж тем более завязать с ним любовные отношения. Значит, эта попрошайка в надежде получить немного денег познакомила ее с кем-то. Наверное, с ее помощью они и обменивались любовными посланиями? По сути, именно это создание и портило ее хорошо воспитанных детей.

Гюльсум не разрешали гулять с Сенийе-ханым около недели.

Когда приходило время обеда, Сенийе со словами: «Как же я теперь посмотрю в глаза зятьям?» — плача шла в свою комнату и падала на постель. Хозяйка дома и Дюрданэ бежали за ней, долго уговаривали вернуться за стол и очень сердились.

Гюльсум жила на чердаке дома. Девочка спускалась вниз, как только ханым-эфенди засыпала, или уходила в сад. Но, как только слышала ее голос, брала тапочки в руки и убегала наверх с мышиной проворностью.

Впрочем, когда, вся дрожа от гнева и печали, ханым-эфенди выходила из комнаты Сенийе, то направлялась на чердак к Гюльсум и начинала носком тапочка бить девочку куда попало.

Глава двадцать шестая

День ото дня Гюльсум любила Бюлента все сильнее.

Рядом с ними девочка преображалась на глазах. Она становилась веселой. Ее взгляд добрел, голос и улыбка теплели. Прежде чем пойти к ребенку, она тщательно причесывалась и приводила в порядок одежду. Она разделяла не только радости Бюлента, но и печали.

Да, теперь ханым-эфенди наконец-то могла спать спокойно. Все ее заботы и тревоги теперь взяла на себя Гюльсум. Когда Бюлент спал, она прогоняла мух из его комнаты, если ребенок укрывался с головой, девочка боялась, что он задохнется. Ну а если он спал уж очень спокойно, она прислушивалась, дышит ли он. Гюльсум постоянно ощупывала его грудь и голову и, увидев, что он вспотел, меняла ему нижнюю рубашку.

Когда вдруг начиналась гроза, она со словами: «Бюлент испугается», — закрывала его собой. Стоило кому-нибудь с шумом ворваться в его комнату или вздумать петь на улице, когда ребенок спал, она прямо-таки выходила из себя. Теперь для нее не существовало человека на земле более значимого, чем Бюлент.

Когда велись разговоры о том, как он станет чьим-то мужем или пойдет воевать, при этом упоминая, что солдаты иногда погибают, ей уже становилось страшно. Если Гюльсум представляла, что однажды ей придется куда-нибудь уехать, она, прежде всего, волновалась, что будет делать без нее Бюлент. Как только девочка узнавала какую-нибудь новость, она