Книга Волчий Рубин - Ольга Гребнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что-то недавно видел важное… Или слышал… Не обратил внимания сразу… Что?» Парень встал и вслепую прошёлся туда-сюда, прижался разгорячённым лбом к шероховатости каменной кладки. Он начал перебирать подробно всё, что случилось в последний час, с тех пор, как они вышли из резиденции инквизиции. Перед внутренним оком мелькали картины рассвета, элементы орнамента, высеченного на ограде вокруг дома кардинала, выражения лиц спутников. Нет, не то! Планировка дома, ароматы готовящегося завтрака. Еда… «Чёрт, как же жрать хочется! Кухня… Хм, что-то, связанное с кухней…» И вдруг, как вспышка молнии освещает улицу, резануло воспоминание о невольно подслушанном разговоре.
«И этой… которая в подвале сидит… тоже отнеси что-нибудь пожрать.»
— Лионелла, девочка моя, ты здесь, — Влад боялся, что принимает желаемое за действительное, но проверить версию в любом случае стоило. Парень готов был прямо сию минуту мчаться на вызволение любимой, но здравый смысл одержал победу, тем более, что его сильным союзником была усталость. Влад, не в состоянии больше удерживать своё тело в вертикальном положении, присел, привалившись к жёсткой, но кажущейся такой удобной стене тоннеля. Веки свинцовыми заслонками упали на глазные яблоки, и блаженный сон заключил солдата в свои объятия.
— Так откуда ты взялся в Ватикане, когда должен быть в походе? Дезертировал?
Злобно ухмыляющееся лицо инквизитора плыло и искажалось перед глазами. Чезаре хотел сейчас совсем немного: лечь и заснуть часов на десять, сбросить с себя страх прошедших суток, раствориться в уюте и тепле дома. В распоротом боку вспыхивала дёргающая боль, место на правой руке, где была содрана кожа, жгло огнём, в голове плавали клочки мерзкого тумана. И возникло ещё одно непреодолимое желание — вмазать по злорадной роже священника, задумавшего вести допрос прямо сейчас. Но сил на это не осталось. Чёрные пятнышки замелькали вокруг, комната покачнулась и потекла в сторону.
— Уведите в комнату и заприте там. И пришлите лекаря, пусть повязки сменит. Не дай Бог, умрёт ублюдок.
Чезаре проснулся около полудня, ощутил под боком мягкую постель, а в головах — пушистую подушку и блаженно потянулся. Тут же пожалел об этом, потому что незатянувшиеся ранения взвыли стаей оборотней. Он осмотрелся. Спальня для гостей. Да, здесь он обычно и ночевал, когда приезжал в Рим к отцу. Яркое летнее солнце било в окно, и в свете дня не верилось в существование нечисти, войн и жестокости. Плен и ночная резня в дворце инквизиции казались нереальным кошмаром. Мальчишка не спеша оделся, благо запасные рубаха и штаны в его комнате нашлись. Раны были аккуратно перебинтованы, что однако не мешало им болеть.
«Надо же, крепко же я вырубился, если даже при перевязке не очнулся…»
Оружия нигде не наблюдалось, а дверь оказалась заперта снаружи. Если учесть, что окна для защиты от воров были забраны решётками, то уютная спальня становилась тюрьмой. Юноша, вопреки этому, не особенно переживал за свою судьбу. «Марко, конечно, ублюдок, но ничего он мне не сделает. Отца побоится». Взаимопонимания с Марко у Чезаре никогда не было. Инквизитор, много лет выполнявший обязанности секретаря и домоправителя в особняке главы инквизиции, с самого детства на дух не переносил незаконнорожденного сына своего господина. Мальчишка отвечал ему тем же. Марко постоянно искал повод, чтобы придраться и выставить Чезаре в глазах отца в невыгодном свете, а тот в свою очередь платил откровенной наглостью, выводившей инквизитора из себя. К счастью, общаться им приходилось нечасто. Гаэтано не вмешивался в эту позиционную войну, а когда положение дел вынуждало его всё-таки встать на чью-то сторону, тогда кардинал отдавал предпочтение то одному, то другому из противников, руководствуясь какими-то своими не совсем понятными мотивами.
«Доказательств моей вины у него нету, и не посмеет он даже вслух предположить, что я могу быть причастен к нападению на резиденцию». Спокойствие за свою жизнь оказалось крайне приятным чувством. Чезаре, вздохнув, присел на подоконник и приготовился ждать. Конечно, можно было поковыряться в замке, но зачем привлекать лишнее внимание к своим талантам. Сами придут, и наверняка довольно скоро.
Логические умозаключения подтвердились буквально через полчаса. В замочной скважине скрипнул ключ, вошедший солдат, взглянув со странной смесью почтения и превосходства, сказал:
— Монсеньор Марко желает вас видеть… — он так и не добавил никакого обращения.
— А я желаю, чтобы мне принесли пожрать, — фыркнул Чезаре. — Не собираюсь лицезреть этого надутого индюка до завтрака, а то аппетит испортится!
Стражник слегка побледнел, но не возразил. Угрюмо кивнув, вышел из комнаты, и замок щёлкнул. «Самое смешное будет, если еды всё равно не получу. Однако приятно осознавать, что мои слова в этом доме не пустой звук. Пока… Ох, не нравится мне эта ситуация…»
Завтрак появился почти через час, когда Чезаре готов был уже начать грызть оконный переплёт. Исходящее аппетитным соком жаркое, свежий хлеб, даже бокал вина. Желудок чуть не выпрыгнул наружу от счастья. Старый слуга аккуратно поставил поднос на стол:
— Приятного аппетита, милорд. — Как всегда, подчёркнуто вежливо.
— Постой, — сказал Чезаре, одновременно впиваясь зубами в хлеб, отчего слова прозвучали невнятно. — Расскажи, что там происходит? Почему меня заперли? — Серо-зелёные глаза смотрели абсолютно невинно.
Слуга нахмурился:
— Несчастье, милорд. Этой ночью какие-то злодеи напали на резиденцию инквизиции. Весь дежурный гарнизон убит. Ужасно! — Он нервно перекрестился. — Вы ешьте, а то монсеньор Марко ждать не любит.
— Да плевал я на то, что он любит! — буркнул Чезаре с набитым ртом в спину удаляющемуся мужчине.
В подземелье таился промозглый холод, копившийся годами в грубых каменных стенах. Даже огонь, от факелов и в очаге, который, казалось бы, должен был согревать, только бессильно плевался в стороны красно-оранжевыми языками, изредка обжигая искрами, но не даря тепла. Но озноб пробежал по спине не от многолетней сырости, это лапкой провёл страх, когда Чезаре наткнулся взглядом на необычной формы инструменты, разложенные на столе. В углу расположился писарь, сосредоточенно чинящий перо. Марко задумчиво смотрел в пламя очага, спрятав пальцы в рукава рясы, оберегая от холода.
— Не посмеешь! — Чезаре очень постарался, чтобы голос звучал уверенно, но это не совсем получилось.