Книга Сталинские маршалы в жерновах политики - Юрий Рубцов

Но доклад Миронова хранился за семью печатями в архиве, а историки могли оперировали почти исключительно мемуарами Буденного и должны были верить, естественно, им. Это продолжалось до конца 1960-х гг., когда историк-архивист В.В. Душенькин выявил в архиве документ, позволивший расставить все точки над і, — телеграмму, ушедшую 16 ноября 1920 г. в Москву из Симферополя. В ней говорилось:

«12 ноября Вторая Конная заняла с боем Джанкой, Курман-Кемельчи, окончательно принудив противника паническим бегством очистить Крым.

4-я армия, приняв Джанкой от Второй Конной армии, направилась в сторону Феодосии. Вторая же Конная в 18 часов 13 ноября вошла без боя в Симферополь, очищенный противником в 13 час. 13 ноября.

Первая Конная армия к вечеру 14 ноября сосредоточилась в районе Симферополя.

6-я армия (51-я дивизия) в 15 часов 15 ноября вошла в Севастополь, очищенный накануне противником, и одновременно заняла Ялту… Крым очищен от противника…»

Позднее, в 1970 г., Буденный обрушится на Душенькина, который осмелился предать гласности документ, взрывавший такую удобную версию относительно первенства 1-й Конной армии в боях за Крым, в то время как на самом деле она на расстоянии суточного перехода следовала за 2-й Конной. История сыграла с лихим рубакой злую шутку: ведь ему надо было бы сетовать не на архивиста, а на собственную неосмотрительность, ибо под той злополучной телеграммой, кроме подписей К.Е. Ворошилова, члена РВС 2-й Конной армии Н.П. Горбунова и начальника 51-й стрелковой дивизии В.К. Блюхера, стояла и подпись самого Семена Михайловича.

Будет несправедливым, если не сказать хотя бы несколько слов о дальнейшей трагической судьбе Ф.К. Миронова. Назначенный в январе 1921 г. главным инспектором кавалерии Красной армии, Филипп Кузьмич убыл в Москву. По дороге он заехал в родную станицу Усть-Медведицкую, чтобы повидаться с родными. Уже в Ростове-на-Дону за ним было установлено негласное наблюдение ДонЧК. После партийной конференции в Усть-Медведицкой, на которой присутствовал Миронов и где высказывались острые оценки в связи с затянувшейся политикой «военного коммунизма» и сопутствовавшей ей продразверсткой, по доносу тайного осведомителя ДонЧК 12 февраля бывший командующий 2-й Конной армии был арестован и под усиленным конвоем отправлен в Москву. Заключенному в Бутырскую тюрьму, ему вменялась в вину — ни больше, ни меньше — подготовка антисоветского восстания.

Началось следствие, но никаких реальных доказательств вины Миронова установить не удалось. И тогда с героем расправились по-бандитски, из-за угла. 2 апреля прогулка для всех заключенных была отменена. Миронов один гулял по огражденному кирпичной стеной двору. Неожиданно один из охранников вскинул винтовку и выстрелил…

Уже в 1960 г., повторно рассматривая «дело» легендарного кавалериста, Военная коллегия Верховного суда СССР указала, что он был подвергнут расстрелу «на основании постановления президиума ВЧК 2 апреля 1921 года». Но, скорее всего, это постановление было оформлено уже после убийства Миронова. А написанное им незадолго до случившегося письмо на имя Ленина и Калинина, которое могло бы предотвратить роковой финал, некие могущественные силы предусмотрительно придержали. До адресатов оно, если и дошло, то слишком поздно.

«БАТАЙСКАЯ ПРОБКА»

Войдя в Ростов-на-Дону вечером 8 января 1920 г., 1-я Конная армия затем задержалась здесь на полтора месяца. Причину задержки с выполнением директивы вышестоящего командования по преследованию противника С.М. Буденный в мемуарах объяснял «оттепелью, сильными туманами, ненадежностью льда и отсутствием достаточных для армии переправ через Дон»[99].

Все эти неблагоприятные факторы присутствовали, но главной причиной стало, как свидетельствуют документы, все же другое. Ваг что докладывали главкому С.С. Каменеву командующий Юго-Восточным (с 16 января — Кавказским) фронтом В.И. Шорин и член РВС В.А. Трифонов: «Пребывание частей войск в Ростове, Нахичевани и Новочеркасске и больших станциях с огромными запасами вина сыграло большую роль в отношении боеспособности войск. В особенности это отразилось на Конной армии, где большинство предавалось пьянству, грабежу и насилиям в городах Ростове и Нахичевани. Наступившая в это время оттепель и появление на поверхности льда воды дало войскам как бы законную причину на обречение себя к бездействию и топтанию на месте»[100].

В результате частям Красной армии не удалось, что называется, на плечах противника форсировать Дон и захватить Батайск. Воспользовавшись десятидневной паузой, деникинцы закрепились на линии Азов — Батайск — Ольгинская и до конца февраля успешно срывали попытки красных преодолеть сильно заболоченную пойму Дона.

Надо сказать, что и прежде командование армией либо было не в состоянии, либо не хотело предупредить попытки конармейцев «расслабиться» после успешных боев. «Эксцессы», в частности, были допущены при взятии Воронежа, причем в числе жертв насилий и грабежа оказалась не только буржуазия, но и семьи рабочих и даже коммунисты.

Что касается Ростова-на-Дону, то после взятия его 1-й Конной армией город был охвачен повальным грабежом. «Под ленинский лозунг — «Грабь награбленное!» — город задохнулся в убийствах и насилиях дорвавшихся до радости мародерства буденновцев… — писал Р. Гуль. — Напрасно в колонном зале парамоновского дворца бушевал, шумел перед командирами Клим Ворошилов:

— Прекратить грабеж! Гады! Позорят армию! Разослать по частям коммунистов!

Где там! Сам Буденный усмехается ослепительной животной улыбкой.

— Та нехай, Клим Ефремыч, трошки разомнутся бойцы, трошки грабануть буржуякив»[101].

При большом желании подобные картины можно было бы списать на ненависть писателя-эмигранта к красным. Но о фактах разложения Конармии сообщали и крупные партийные деятели. «Надо сказать, — писал, например, Г.К. Орджоникидзе, — что Конармия по взятии Ростова изрядно пограбила его». О том же сообщила Ленину и Л.А. Фотиева, побывавшая в это время на Нижнем Дону.

Однако резонанс столь острых оценок сознательно преуменьшал член Политбюро ЦК РКП(б), он же член РВС Южного фронта И.В. Сталин, который, по оценке историка В.Д. Поликарпова, «не мог допустить подобных нападок на своих единомышленников и друзей по царицынским делам и по военной оппозиции на VIII съезде партии» [102].

В итоге срывался замысел Главного командования РККА, который состоял в том, чтобы силами войск Южного и Юго-Восточного фронтов продолжить энергичное и согласованное наступление на юг для окончательного разгрома отступавших на Кавказ деникинских войск. При этом Дон обоснованно считался «наиболее удобным рубежом как для начала будущих операций, так и для приведения в порядок частей». Формулируя боевую задачу, главком Каменев указывал Шорину: «Центр тяжести всей операции против Деникина лежит на вас», для чего из состава Южного фронта передал ему 1-ю Конную и 8-ю армии.