Книга Король воронов - Мэгги Стивотер

Они как будто погрузились на несколько миль.

– Кабесуотер, – позвал Ронан, и из его рта вырвались огромные пузыри.

Мозг отказывал.

– Кабесуотер, воздух.

В норме Кабесуотер всегда спасал его. Кабесуотер знал, как хрупко человеческое тело. В норме. Но сейчас он не слушал Ронана – а может быть, слушал, но ничего не мог сделать.

Озеро кипело вокруг них.

Ронан должен был умереть. Он думал только об одном: что жизнь Мэтью тоже закончится, если его не станет.

Внезапно что-то ударило Ронана по ногам. Прижалось к рукам. Сдавило грудь. Дыхание… он едва успел схватить Девочку-Сироту, прежде чем всё почернело.

А потом Ронан вырвался из воды, вытолкнутый снизу. Его выплюнуло на скалистый берег озера. Девочка-Сирота выкатилась из его объятий. Оба откашливали жидкость; от волдырей на языке она была розоватой. Руки Ронана, руки Девочки-Сироты сплошь облепили листья. Очень много листьев.

Ошалело глядя через плечо, Ронан увидел, что весь пруд полон лозами и кустами. Побеги продолжали медленно тянуться из воды. Оставшиеся внизу части растений уже пожирала кислота.

Вот что спасло их и не позволило утонуть. Ронана и Девочку-Сироту подняли ветви.

Адам сидел на корточках на другом берегу, низко опустив голову. Он как будто собирался то ли бежать спринт, то ли молиться – его руки прижимались к земле, костяшки побелели. Адам положил между расставленными ладонями несколько маленьких камней, создав узор, который, очевидно, имел для него смысл. Один из продолжавших расти побегов обвился вокруг его лодыжек и запястий.

И тут до Ронана дошла правда. Жизнь им спасли не растения. Их спас Адам Пэрриш.

– Пэрриш, – позвал Ронан.

Адам взглянул на него пустыми глазами. Он дрожал.

Девочка-Сирота обошла вокруг озерца, стараясь держаться подальше от края, и приблизилась к Адаму. Она поспешно, двумя пальцами, сбросила маленькие камушки в воду. И тут же лозы перестали расти. Адам содрогнулся и сел. Лицо у него по-прежнему было отстраненное и болезненное, правая рука дергалась так, что было неприятно на нее смотреть. Девочка-Сирота взяла Адама за левую руку и поцеловала в ладонь – он просто закрыл глаза, – а затем устремила на Ронана настойчивый взгляд.

Она сказала:

– Увести! Надо увести!

– Куда? – спросил Ронан, осторожно шагая к ним.

Он посмотрел на скалистый склон, на горы вокруг, пытаясь понять, как им выбраться.

– Кабесуотер, – сказала Девочка-Сирота. – Тут что-то происходит. Ай!

В промежутках между изъеденными кислотой листьями озерцо начало чернеть. Начинался кошмар.

– Вставай, Пэрриш, – велел Ронан, схватив Адама за руку. – Мы уходим отсюда.

Адам открыл глаза. Одно веко не желало подниматься. Он сказал:

– Не забудь, что она идет с нами.

24

Было 6:21.

Никто уже давно не подходил к телефону в доме номер 300 на Фокс-Вэй. Блу послушно пользовалась мобильником Ганси, чтобы звонить домой каждые сорок пять минут, как просила Мора, но никто не брал трубку. В самый первый раз Блу не увидела в этом ничего странного: если линия была занята телефонной консультацией, внешние звонки перенаправлялись в голосовую почту. Но проблема состояла в том, что линия упорно не освобождалась. Блу попыталась вновь через сорок пять минут. И еще раз.

– Нам надо ехать, – сказала она Ганси.

Тот не задавал вопросов. Генри Чень, надо отдать ему должное, тоже (пусть даже он был пьян и человеколюбив и предпочел бы, чтобы они остались). Он сразу догадался, что это частное дело и лучше не мешать. Он забрал у них простыни, пожелал хорошего вечера и в последний раз позвал Блу с собой в Венесуэлу.

В машине они поняли, что часы Ганси продолжают показывать 6:21.

Что-то было не так.

Добравшись до дома номер 300 на Фокс-Вэй, Блу дернула входную дверь. Хотя было уже поздно – поздно ли? Ведь часы показывали 6:20, нет, 6:21, всегда 6:20, потом 6:21 – дверь оказалась не заперта. Ганси, стоя рядом с Блу, одновременно был наэлектризован и насторожен.

Они закрыли дверь за собой.

Что-то было не так.

Оказавшись в темном доме, Блу никак не могла понять, чего недостает, хотя была абсолютно уверена, что ей не мерещится. Она застыла с этой мыслью, не в силах сделать ни шагу, пока не определила, что именно ее беспокоит. «Наверное, – подумала она, – так себя чувствуют ясновидящие».

У девушки дрожали руки.

Что ее смущало? В доме, возможно, было темнее, чем обычно – свет из кухни не мог рассеять ночь. Возможно, было прохладнее, чем обычно, но не исключено, что Блу просто волновалась. Было тише – не бормотал телевизор, не звенела посуда… но, возможно, просто все уже легли. Мигнула лампочка… нет, просто чьи-то фары отразились от стеклянного циферблата часов на столике в коридоре. Часы показывали 6:21.

Блу не могла двинуться с места.

Казалось немыслимым стоять вот так, в плену страха – всего лишь страха, – но тем не менее она стояла. Блу напомнила себе, что лазала по загадочным пещерам, видела волшебного огнедышащего дракона, находилась в двух шагах от отчаявшегося человека с пистолетом. С какой стати ее парализовал вид собственного дома, без всякой видимой угрозы?

Но она не могла двинуться, и Ганси тоже не шевелился. Он рассеянно прижал палец к левому уху. Его глаза слегка остекленели. Блу вспомнила: то же самое произошло совсем недавно, во время панической атаки в пещере.

У девушки мелькнула мысль, что они – последние два человека, оставшиеся на Земле. Войдя в гостиную, она не обнаружит там ничего, кроме тел…

Прежде чем Блу успела спохватиться, у нее вырвался тихий всхлип.

«Будь благоразумна!»

Ганси нащупал ее руку. Ладонь у него была мокрая, но какая разница? У нее тоже. Они оба были в ужасе.

Как только Блу подумала об этом, дом перестал быть тихим. В тишине раздавались потрескивание и гудение, словно от нестройно работающих электроприборов.

Взгляд Ганси упал на девушку. Она благодарно стиснула его пальцы. А потом они одновременно разжали руки. Оба не знали, какое количество свободных конечностей понадобится им для самозащиты.

«Иди, Блу».

Они двинулись вперед – медленно. Оба выжидали, не заскрипят ли половицы. Оба боялись произвести хоть звук, прежде чем станет ясно, что случилось.

Они боялись, точка.

Дойдя до лестницы, Блу положила руку на перила и прислушалась. Гудение, которое она слышала, сделалось громче, оно стало живым и негармоничным. Это была монотонная песня без слов – кто-то зловеще тянул одну ноту, а затем переходил к другой, чуть выше в незнакомом ладу.