Книга Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес

Я поворачиваю круговую шкалу и нахожу станцию, которая в данный момент передает песню Элвиса «In the Ghetto»[8].

— Сделай погромче, — просит Эми.

Ну сделал. Она подпевает одними губами — спасибо, что не подтягивает голосом.

Никто не разговаривает; после этой песни начинается выпуск новостей — мама жестом требует выключить. В салоне мертвая тишина. Ее нарушает Эми, говоря, что новости необходимо дозировать и что с Арни, вероятно, все благополучно. Правда, она тут же добавляет:

— Разумеется, с ним все благополучно. Они, должно быть, решили его проучить.

Эллен, подправив блеск для губ и проверив тени для век, просит:

— Быть может, кто-нибудь соизволит объяснить, что здесь происходит и что стряслось с нашим Арни?

Я порой задумываюсь: от кого Эллен такого нахваталась? Не могу понять, откуда у нее эти претензии на лоск больших городов. Так и хочется ей напомнить: родилась и выросла она в Эндоре. И отнюдь не в венценосном семействе, я вас умоляю. А в семействе Грейп.

По возможности ужимаю последовательность событий и довожу их до сведения нашей юной принцессы. Эми вставляет свои комментарии, а мама только вздыхает и стонет, когда слышит неприятные подробности.

Мотли, что в штате Айова, — окружной центр. Это городок с пятитысячным населением, где на каждом углу есть какой-нибудь фастфуд, имеются два кинотеатра и дискотека, она же боулинг. Отделение полиции с окружной тюрьмой — аккурат в центре, а единственная близлежащая парковка расположена через дорогу. Я надеялся, что мама подождет в машине, но вот она открывает дверцу — и надежда умирает. Пока она силится встать на ноги, прохожие с покупками и дети на велосипедах как по команде останавливаются поглазеть. Одна собака заливается лаем. Вторая убегает. Тем не менее при поддержке своего черного пальто и моих зимних сапог мама обретает почву под ногами. Мы с сестрами идем к отделению полиции. Транспорт притормаживает. Мотли умолкает. В течение пяти минут мама переходит на другую сторону.

По слухам, окружной шериф Фаррелл сделал нашей маме предложение руки и сердца в один день с нашим отцом. После папиного самоубийства он, тогда еще рядовой полицейский, взял за правило патрулировать нашу улицу и махать нам, ребятишкам. Во время одного из матчей детской бейсбольной лиги он сидел в форме на капоте своей полицейской машины у левой стороны поля и болел за моего брата Ларри. А когда Ларри сделал единственный результативный удар, офицер Фаррелл включил мигалку. Представляете, как вопил Арни? Вот до какой степени офицер Фаррелл был влюблен в мою мать.

Они не виделись много лет.

Я открываю перед мамой дверь полицейского участка; звенит или звякает колокольчик, и она протискивается в помещение. Наблюдаю, как шериф Фаррелл отрывается от бумаг на письменном столе и мертвеет лицом. Глаза вылезают из орбит и будто наливаются молоком.

Мама объявляет:

— Я приехала за своим сыном.

Радиодиспетчер прерывается на полуслове; две секретарши поднимают головы и раскрывают рты, а молодой полисмен ест глазами шерифа Фаррелла и словно спрашивает: каковы будут мои действия?

Не отрывая взгляда от своих черных ботинок, шериф говорит:

— Для начала необходимо заполнить вот эти бланки.

— Нет, я бланков не заполняю.

— По правилам полицейского делопроизводства…

— Нет, Джерри. Веди сюда моего мальчика.

— Но, Бонни…

— Мальчика. Я жду моего мальчика.

Шериф Фаррелл переводит взгляд на молодого полисмена, и тот мгновенно исчезает в глубине коридора. В считаные секунды из-за угла появляется Арни. Молодой полисмен объявляет, что Арни свободен и может идти.

На выходе все так же звенит или звякает колокольчик. Я оборачиваюсь и вижу, что шериф Фаррелл сгорбился в своем кресле, не в состоянии, как мне показалось, переварить мамин вид. С силой захлопнув стеклянную дверь, я вновь привожу в движение колокольчик, надеясь, что уж его трезвон выведет шерифа из этого состояния. Но шериф даже не содрогнулся.

Едем домой. Арни вклинился между мамой и мною. Эми с Эллен — сзади. Втапливаю педаль газа в пол, но машина не может выйти из сорока миль в час. Радио не работает. Мама так крепко стиснула Арни, что тот аж посинел. Представьте себе губную гармошку: она издает примерно такие же звуки, как наша мама. Я давно заметил, что ее плач звучит как губная гармошка.

В зеркале заднего вида отражается Эми, которая сдерживает улыбку. Она оглядывает нас всех и переполняется счастьем оттого, что мы выступаем единым фронтом, как и положено семье. «Разве ж это семья?» — вертится у меня на языке. Легковушкам и грузовикам обогнать нас нелегко, поэтому я включаю «аварийку» и прижимаюсь к обочине.

Вдалеке показалась водонапорная башня.

Мама так вцепилась в Арни, что у него на левом предплечье уже можно разглядеть следы от ее пальцев. Она пролила столько слез в шевелюру младшего сына, что сторонний наблюдатель может решить, будто Арни сегодня ходил купаться.

Мы высаживаем Эллен у «Сливочной мечты» и едем к дому. На ужин Эми готовит эскалопы. Я накрываю на стол, Арни прижимается к маминым ногам.

24

Для Эндоры моя мамаша стала чем-то вроде лох-несского чудовища. Казалось, слух кочует от тех, кому посчастливилось ее лицезреть, к тем, кто мечтает взглянуть на нее хоть одним глазком. В нашем супермаркете по этому поводу смели все запасы фотопленки — каждый рвется первым запечатлеть обновленную и улучшенную Бонни Грейп.

Уже через пару часов после того, как она выцепила Арни из обезьянника, на закрытом совещании в ратуше обсуждался план дальнейших действий. А вчера утром на порог нашего дома подбросили корзинку с завернутой, как младенец Моисей, в кулек литературой по диетическому питанию и запиской: «От Эндоры — с любовью». Показать маме эту подборку я перепоручил Эми, но та отказалась со словами «Себе дороже». И припрятала книги в своей комнате за пластинками Элвиса. Уж кому-кому, а Элвису не помешало бы ознакомиться, борову этакому.

На еженедельном собрании «Ложи Лосей» престарелые дядьки с волосатыми ноздрями и мясистыми ушами пустили шапку по кругу. Насобирали ни много ни мало семьдесят два доллара и сколько-то центов. Цифра по здешним меркам астрономическая, ведь большинство «лосей» — простые фермеры, которые в этот засушливый сезон и без того еле сводят концы с концами. Многие из них — Харли Бэрроуз, Майло Стивенс, Джонни Титман, Джерри Гэпс — по молодости волочились за моей матерью. А теперь нет-нет да и заведут о ней разговор. И ведь каждый при случае не упускает возможности изложить свою историю о том, как моя мать разбила ему сердце. «Твоя мать, Гилберт, — докладывал Майло Стивенс, — изрешетила нас, как град — стекло». По словам Филби Бакстера, «Бонни Уоттс была восьмым чудом света». Это признание он нашептал мне прямо в магазине, пока его женушка затаривалась одноразовыми тарелками. И вот каким-то таинственным образом к нам попал белый конверт, подписанный печатными буквами «Для Бонни», а в нем семьдесят два с гаком доллара. И к наличности приложена визитка врача-диетолога из соседнего Мотли. Деньги Эми вернула с припиской: «Спасибо, но мы не можем это принять».