Книга Принц Николас - Эмма Чейз

* * *

Через несколько дней мне предстоит присутствовать на ужине в Вашингтоне, округ Колумбия, на благотворительном вечере Фонда Мейсона. Оливия соглашается меня сопровождать. Из-за того, что она начала переживать, что ей нечего надеть, я устраиваю поход по магазинам на Пятой авеню после закрытия.

Поскольку я джентльмен, то помогаю ей в примерочной, пока продавщица занята: я протягиваю Оливии руку помощи и помогаю ей снять или надеть одежду… в основном снять.

Она останавливает свой выбор на блестящем, сливового цвета платье, которое облегает все нужные места, и золотых босоножках с ремешками. Ей показывают простое ожерелье с бриллиантами, которое бы фантастически смотрелось с нарядом, но Оливия не хочет, чтобы я его покупал. Говорит, что у сестры Марти есть кое-что более подходящее, поэтому она лучше возьмет у нее.

Но когда мы уходим, она ворчит на меня за то, что я все же купил ожерелье. Чисто по эгоистичным причинам. Потому что хочу увидеть, как оно будет на ней смотреться. Только это и ничего больше.

Еще немного картинок для моей коллекции для мастурбации.

Но когда наступает вечер ужина и я вижу Оливию на взлетной площадке, я забываю об ожерелье, потому что она похожа на видение. Ее губы накрашены темной помадой, волосы элегантно забраны наверх, а грудь высокая и пышная.

Я беру девушку за руку и целую тыльную сторону ладони.

– Ты выглядишь великолепно.

– Спасибо.

Она сияет. Пока ее взгляд не устремляется на вертолет позади меня. Теперь она выглядит напуганной.

– Так мы действительно это сделаем, да?

Я летаю всегда, когда у меня появляется такая возможность, что не так часто, как хотелось бы. А Оливия вообще никогда не летала: ни на самолете, ни на вертолете. Это удивительно – быть у нее первым.

– Я же сказал, что буду нежен.

Подвожу ее к вертолету, который генеральный директор Международного банка, что дружит с моей семьей, был так добр – и достаточно проницателен, – одолжить мне на вечер.

– Или у тебя настроение для жесткой поездки? – подмигиваю я.

– Медленно и ровно, ковбой, – предупреждает она. – Или я больше никогда с тобой не поеду.

Я помогаю ей сесть в мягкое кожаное кресло, пристегнуть ремни безопасности и аккуратно надеть гарнитуру, чтобы разговаривать с ней во время полета. Ее глаза округляются, в них отражается ужас.

Если это меня заводит, можно ли считать меня больным ублюдком? Даже страшно, что это так.

Чмокнув ее в лоб, обхожу вертолет и забираюсь внутрь. Томми летит сзади; Логан и Джеймс улетели раньше, чтобы проверить безопасность и встретить нас.

Показав поднятые большие пальцы команде техников, мы взлетаем.

Оливия замирает рядом, будто ей страшно двигаться или говорить. Пока мы не сворачиваем направо. Тогда она кричит как резаная.

– О мой бог! Мы падаем! – Она хватает меня за руку.

– Оливия, мы не падаем.

– Нет, падаем! Наклони! Наклони в другую сторону!

Она отодвигается от окна в противоположную сторону. Томми, пытаясь помочь, наклоняется вместе с ней.

Я выравниваю нас, но она по-прежнему крепко держит меня за руку.

– Посмотри на вид вокруг, сладкая. Посмотри на огни, они как тысячи бриллиантов на ложе из черного песка.

Оливия так крепко зажмурилась, что ее глаз практически не видно.

– Нет, спасибо, мне и так хорошо.

Я освобождаю свою руку пальчик за пальчиком.

– Хорошо, вот что мы сделаем: ты сама возьмешь рычаг и поведешь вертолет.

– Что? – Ее глаза в ужасе распахиваются.

– Ты боишься, потому что не чувствуешь контроля, – спокойно объясняю ей. – А так ты почувствуешь себя увереннее.

– Ты хочешь, чтобы я схватилась за рычаг, чтобы почувствовать себя увереннее? – переспрашивает она недоверчиво. – Звучит как подкат.

Я смеюсь.

– Не подкат. Но… ты не ошибешься, коснувшись его. – Я беру ее руку и опускаю на контролер, поддразнивая. – Вот оно, держи крепко, но не пережимай. Не гладь, просто держи. Я знаю, что он большой и тебе непривычно чувствовать такое в своих руках.

Оливия фыркает.

– Ну ты и пошляк!

Но она забывает о страхе, как я и надеялся. Через несколько минут я убираю свою руку с ее, и она ровно держит штурвал, сияя от счастья.

– О мой бог! – задыхается она, что тоже меня заводит. – Я делаю это, Николас! Я лечу! Удивительно!

* * *

Через два часа мы приземляемся и направляемся к Смитсоновскому институту, который украшен малиновыми полосами ткани между каменными колоннами и широкими прожекторами вдоль красной дорожки. Когда мы подъезжаем, я вижу знакомые вспышки камер.

– Через парадный или черный вход? – спрашиваю я в лимузине Оливию, повернувшись к ней лицом. Ничего пошлого, это самый обычный вопрос.

Она смотрит на меня с намеком на улыбку.

– Не думаешь, что еще рановато говорить об этом виде секса?

Я ухмыляюсь.

– Никогда не рано говорить о черном входе.

Она хихикает. Я же становлюсь серьезным, потому что знаю, как сильно переверну сейчас ее жизнь… А потом, менее чем через четыре месяца, просто уйду.

Оливия еще не понимает, не совсем.

– Если мы войдем через главный вход, папарацци сделают твое фото. Все узнают твое имя, и мир сойдет с ума, но это будет нашим решением. Если мы воспользуемся задней дверью, то сможем выиграть немного времени, но в любой момент информация о тебе все равно всплывет. Это случится, когда мы не будем ждать. – Я скольжу рукой по ее колену. – Выбор за тобой, дорогая.

Она, склонив голову, смотрит в окно и наблюдает за толпой фотографов.

– Что мы скажем?

– Ничего. Мы ничего им не скажем. Пусть пишут что хотят и делают свои снимки, но мы ничего не подтверждаем и не опровергаем. Дворец не комментирует личную жизнь королевской семьи.

Она медленно кивает.

– Прямо как Бейонсе и Джей Зи, когда поженились. В газетах было все: доставка цветов, сплетни от поставщиков еды… Все знали о них, но пока они не подтвердили это лично, никто толком ничего не знал. Людей всегда одолевают сомнения.

– Точно, – улыбаюсь я.

Через несколько секунд Оливия делает глубокий вдох. И протягивает мне свою руку.

– Жаль разочаровывать вас, Ваше Высочество, но сегодня не будет никакого черного входа. Только парадный.

Я беру ее ладонь и целую – сладко и быстро.

– Тогда идем.

* * *

Оливия отлично справляется. Она машет рукой и улыбается, игнорируя вопросы, которые сыплются на нас, как рис на свадьбе. Правда беспокоится, что получится на каждой фотографии с корявым лицом, как у рыбы. Не совсем понимаю, что это значит, но звучит не очень хорошо. Когда она жалуется на темные пятна перед глазами, советую ей в следующий раз смотреть вниз, а не на вспышки. Но все-таки после первого опыта общения с американской прессой она остается невредимой.