Книга Романовы - Надин Брандес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прикрыла глаза, словно падая с небес.[6]
– Вы же знаете, я не могу вам сказать.
– А мне хотелось бы, чтобы вы это сделали.
– Разве вы еще не в курсе? – Он провел так много времени с Иваном, что, без сомнения, узнал о грядущей попытке спасения.
– Есть подозрения, но я предпочел бы услышать правду от вас.
Я распахнула глаза и вскинула голову, пристально глядя в его лицо. Он сидел, согнув колено и положив на него руку. Глядя на меня в ожидании.
Я сдалась.
– Мы поняли, что нам предстоит умереть здесь, – едва прозвучали эти слова, как я поняла, почему так тяжело было на сердце, – потому что беспокоимся о вас. Я беспокоюсь о вас… и других солдатах, – поспешно добавила я. – Для нас это гораздо важнее, чем… ну, чем выживание, полагаю.
– Абсурд! – Прежде мягкий, его тон стал резким. – Как возможно беспокоиться о похитителях больше, чем о собственной семье?
– Я этого не говорила. – Я с трудом поднялась, чувствуя зарождающуюся злость. – Дело не в том, о ком мы думаем больше или меньше. Мы заботимся о каждом солдате. Я Романова и буду ценить жизнь – жизнь каждого человека – превыше всего. Нет никакой пользы от ненависти к ближнему.
Заш несколько раз открыл и закрыл рот, пока, наконец, не покачал головой с легкой ошеломленной улыбкой.
– Неужели вы не понимаете, что эти солдаты, скорее всего, позволят вам сбежать, если вы действительно попытаетесь? Они любят вас.
Они. Не мы.
Он протянул руку и осторожно стянул шарф с моей головы. Я чувствовала его близость. Хотела ее.
– Они любят вас, – повторил он.
Где-то в узком пространстве между телами наши руки нашли друг друга в траве. Легкое касание – достаточное, чтобы понять: мы оба хотим большего, чем роли караульного и пленницы. Жаждем этого.
Его слова повисли в воздухе между нами, пока внимание не привлек скрип ворот. Во двор въехал автомобиль и остановился перед домом. Я это уже видела.
Заш вскочил на ноги и снова занял пост у стены. Боже, как быстро он вернулся к этой непреклонной большевистской позе!
Но теперь я видела сквозь нее. Узнала темноволосого пассажира авто. И с ним всем сердцем ощущала безопасность.
Автомобиль остановился, разбрасывая гравий. Молодой круглолицый мужчина, вышедший из машины, посмотрел в сторону дома и решительно направился к нам. Белобородов – председатель Уральского Областного Совета.
Неожиданная проверка.
Я оттолкнулась от стены дома и присоединилась к папе, чтобы встретить сопровождающих лиц. Папа протянул руку, но Белобородов не пожал ее и вообще к нему не обратился. Вместо этого прошел мимо, остановившись перед Зашем.
– Где твой комендант, солдат?
Заш резко поклонился.
– Внутри, товарищ председатель.
Белобородов, прищурившись, оглядел сад.
– А где остальные ссыльные?
Как и Заш, я огляделась. Мы с папой, Татьяной и Алексеем стояли среди редких деревьев на краю сада.
– Моя жена не покидает постель, она больна, – сказал папа. – Старшая дочь ухаживает за ней.
Белобородов даже не кивнул. Вместо этого перевел взгляд на рощицу, скрывавшую качели, и глаза превратились в щелочки. Между деревьями, в дальнем углу у забора, я уловила движение.
Сердце упало.
Мария.
Белобородов прошелся по саду. Целое мгновение я не могла шевелить ногами, но как только овладела собой, поплелась за ним. Казалось, разум парит далеко впереди. Хотелось окликнуть Марию, чтобы она вышла из-за деревьев, успела спрятаться или хотя бы отстранилась от Ивана. Ведь именно поэтому она по-прежнему оставалась в роще.
Но я не могла выдавить из себя ни звука.
Я обогнула дерево через несколько секунд после Белобородова и увидела Марию в крепких объятиях Ивана. Это был всего лишь поцелуй. В другой жизни, в другой ситуации никто бы не рассмотрел в этом жесте ничего неприличного. Всего лишь проявление нежности.
– Мария! – ахнула я, желая предупредить.
Они с Иваном отскочили друг от друга, их взгляды устремились прямо на Белобородова. Иван побледнел, а глаза Марии расширились. Подошел папа, следом – Заш. Я взяла отца за руку, и он крепко стиснул мою ладонь в ответ.
Заш сжал губы в тонкую мрачную линию. Он встретился со мной взглядом, и от смирения в его глазах у меня скрутило живот. Похрустывание щебня под ногами возвестило о приближении коменданта Авдеева.
Белобородов довольно долго молчал, и никто не осмеливался нарушить тишину. Затем он холодно скомандовал:
– Девочка, вернись к своему отцу.
Он не сводил глаз с Ивана.
Мария, дрожа, подошла к папе. Он не обнял ее – вместо этого взял за руку и повел обратно к дому. Я не знала, что делать. Идти следом? Остаться?
Белобородов кивнул в мою сторону.
– Проводите их в комнаты.
Зашу ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Пока он провожал меня с папой, Белобородов спросил коменданта Авдеева:
– Кто этот предатель?
– Иван Скороходов, товарищ председатель, – ответил Иван. – Я не предатель. Заключенные не представляют опасности для нашей страны…
Послышалось чирканье металла по коже и звук взведенного курка. Я развернулась, но Заш увлек меня дальше, впившись пальцами в мое предплечье.
Мария оглянулась и, казалось, увидела в мрачном взгляде Ивана что-то такое, чего я не могла понять.
– Иван, – выдохнула она. – Ваня! – Она боролась с папой, и Заш бросился вперед, чтобы удержать ее. Она билась, стремясь вырваться из сплетения рук.
– Ваня! Ваня! – Она металась и кричала, словно дикое, перепуганное существо. Я никогда не видела ее такой отчаявшейся.
Казалось, Иван был последней надеждой. Надеждой, которую она теряла.
Один из большевиков, приехавших с Белобородовым, покинул свой пост у автомобиля, быстро пересек двор и дал Марии пощечину. Папа оттолкнул солдата, и в тот же миг тот достал пистолет, направив дуло прямо на отца.
Заш встал между ними. С недюжинной силой он одной рукой схватил папу, второй – сжал руку Марии и потащил обоих в дом.
Я побежала за ними, чувствуя, что в мире не хватает воздуха, чтобы наполнить мои легкие.
Несмотря на отчаянные крики Марии, Иван не произнес ни слова.
Прежде чем завернуть за угол и войти в дом, я оглянулась. Иван просто смотрел нам вслед. Наши взгляды встретились. В этот момент я увидела то же, что и Мария: он прощался.