Книга Де Бюсси и инфанта - Анатолий Матвиенко

– Не-е-е. Нельзя туда. Позором считается. Родители не примут брюхатую.

– А отправить неизвестно куда и неизвестно с кем юную дочь – не позор?

– Её испанский солдат хотел ссильничать. Пьяный был, оттащили. Вот, на север, от греха подальше… – Павел замялся. – Мне она сама предложила. Говорит – добрый я.

Вот такая католическая скромница! Выбрала мужика покрупнее и пригрелась. А Пашка уши развесил… Я мысленно оборвал свои циничные рассуждения, во многом продиктованные нравами другой эпохи, где французские военные не шпагой размахивают, а бомбят с самолётов беззащитные города. Здесь всё иначе! Порой у меня «сбивается настройка», хоть и живу здесь пять лет.

– Так что ты решил?

– Венчаться надо. Пока не родила.

– Хоть завтра. Скачем в Лодзь, там наверняка сыщется униатская церковь.

Ногтев, в делах церковных довольно равнодушный, на сей раз взвился как ужаленный.

– К униатам?! Ни в жисть… В Литве, наверно, православные ещё остались. Да и Жозефу надо окрестить. Иначе мои не примут.

– Стало быть, Смоленск. А потом? Вернёшься? – поддавшись необъяснимому порыву, я ступил вперёд и обнял будущего отца, оставшегося на ногах после возмущения на религиозной почве. – Понимаю теперь, отчего ты отстранённый был. Сначала с Жозефой миловался, потом думал о нашем расставании, – я чуть отстранился и посмотрел в упор, глаза в глаза. – Ты же сколько раз мне жизнь спасал, спину прикрывал! Не предавал, как Шико и другие французы. С тобой я сам себя русским чувствую.

Курносый нос богатыря потешно шморгнул. Сцена, конечно, трогательная, но неужели бравый воевода всхлипывает?

– Не вернусь я, Луи. Война за Ливонию снова началась. Вон, слышал? Шведы наших теснят. Не дай бог, они или Литва проклятая насядут на Смоленск, а я здесь?

В известной мне истории до героической обороны Смоленска под командованием Шеина остаётся ещё много-много лет, Паша изрядно состарится. Но я уж ни за что не поручусь.

– Дать тебе пару немцев в охрану? Это два года назад, когда мы с тобой на русскую границу катались, ничто о войне не говорило. А сейчас?

– Сейчас я за поляка сойду. Литовец с востока точно не отличит.

Тут конспиратор прав. И молчаливая иноземная баба в положении никого не насторожит. А я-то думал, отчего Жозеф, раньше в талии ремешком перетянутый, расхаживает теперь в балахоне без пояса… Ну да, так живот не заметен.

– Тогда не медли, брат. Вот сейчас и запрягай. Мне ты без надобности, пока денег нет. Разве что Свидерского в карты пощипать. – Пашка при упоминании о баталии за столом радостно осклабился. – А через пару месяцев поздно будет её куда-то везти. Пусть уж русский человек на Руси родится, верно? Давай за нового смоленского воеводу, коль пацан родится, наливай!

Насладиться действом «хорошо сидим» нам не позволили. По двери грохнуло (это вежливый стук в дверь в прусском исполнении), в келью ввалился потный ландскнехт и прогавкал, что герр Альфредо вызывает герра графа, потому как испанцы с голландцами сцепились не на шутку, и скоро кому-то из герров наступит аллес капут.

Даже шляпу не схватив, я побежал вниз и едва не поломал ноги на крутой винтовой лестнице, больше предназначенной для обороны, а не для ходьбы. Успел в самый разгар свары.

Лейтенант Фернандо де Вильялонги, подбадривая воплями десятку своих людей, теснил девятерых голландцев, один из Роттердама валялся на траве, зажимая рукой рану. Звон клинков, топот ног, тяжкое хрипение и воинственные крики, зачастую перемежаемые с криками досады и боли, лучше любых слов свидетельствовали – прусский вестовой потревожил меня не зря.

– А ну, прекратить! Прекратить, кому я сказал!

В мою сторону повернулась всего пара бледных голландских лиц. Похоже, де Вильялонги выдернул на сабельный бой роттердамских стрелков и одолевал их в схватке десять на десять, остальные испанцы окружили дерущихся и не позволяли другим вмешиваться. Ну, мне приказы зарвавшегося лейтенантика до одного места… Жаль, пистолет не прихватил.

Не обнажая шпагу, я подсечкой сбил с ног одного из «боевого охранения» испанской драчливой десятки, сверху на него швырнул дуэлянта, прооравшего грязное ругательство. Увидев, кого назвал сыном осла и шлюхи, наглец примолк, но не извинился. Та-ак, зачтётся.

Через два лежащих тела перелетело третье – вмешался Павел, выбежавший следом. Чёрт подери, как же без него обойдусь? Но пока со мной – помогай!

К миротворчеству присоединился дон Альфредо. Через минуту испанцы и голландцы, у вторых прибавился ещё один тяжелораненый, стояли друг напротив друга, опустив сабли. Их совместное дыхание, наверно, раскрутило бы лопасти ветряной мельницы.

– Лейтенант Вильялонги, ко мне! Бегом! – я умышленно опустил его дворянскую приставку «де». Это в Испании он дворянин, пусть даже сын гранда, здесь мне плевать! Он – только помеха, навязанная в Антверпене, а помехи нужно устранять. – Какого дьявола ты тут развёл?!

– Исполняю ваше приказание, сеньор Бюсси. Тренирую этих жирных свиней, чтобы хоть самую малость за себя постоять смогли.

Он тоже проигнорировал «де», чем переполнил чашу терпения окончательно.

– Они – стрелки! Сабля – не их основное оружие. Ты, собачий сын, решил их поубивать! А ну – в стойку, покажи, что умеешь фехтовать не только против мушкетчиков!

Кровь кинулась ему в физиономию. Фернандо оскалился, показав отменные белые зубы – такие выбивать жалко, упокою его аккуратно. Ростом он вышел с меня, очень высокий по местным меркам, и сабля у гада была длиннее моей шпаги.

Я скинул камзол на руки Павлу. Далеко за его спиной мелькнула рожица Жозефа… Тьфу, Жозефины. Этого не хватало, сейчас начнётся самое подходящее зрелище для беременной. Впрочем, пусть Ногтев сам о ней заботится.

– Я – настоящий кабальеро, младший сын андалузского маркиза, – лейтенант отвёл саблю назад для размаха. – Моему роду больше четырёхсот лет! А вы всего полтора года назад купили свой титул.

– Сам купил, заметь. А ты лишь гордишься давно сгнившими предками.

Зубастик упрямо мотнул курчавой шевелюрой цвета воронова крыла.

– Готовься умереть, граф. Мы сами вытряхнем всё из твоего голландского толстосума и уедем из проклятой Польши.

Ван Роотен, который в таких случаях непременно отирался где-то поблизости, наверняка впал в транс от ужаса. Он жалованье нашим наёмникам выдавал так, что будто отрезал куски собственного мяса. Еврейские ростовщики рядом с ним – сама щедрость. А тут отдать испанским наёмникам походную казну, всю и разом… Голландец умом тронется или умрёт!

Распалив лейтенанта оскорблением, но не дав ему как следует отдохнуть после рубки с роттердамской гвардией, я начал бой. Тот охотно кинулся навстречу с воплем «Сантьяго!», что означает «С нами святой Иаков!» и замещает русское «ура».

У меня с собой только лёгкая шпага-бретта, драться ей против сабли не стоило бы, но у меня постепенно входит в привычку. Клинки у испанцев прямые, тонкие, скорее напоминают даже не саблю, а узкий длинный меч, похожий на боевую рапиру. Оружие отменного качества, а у знатного дворянина – наверняка из лучшей толедской стали.