Книга Конкистадор - Висенте Бласко Ибаньес

Жизнь его была трагична. Казалось, нечто мистическое не позволяет сбыться его мечтам. Судьба подарила ему намного больше возможностей, чем большинству мужчин. Некоторые добивались успеха, имея куда меньше оснований для этого. В минуты уныния Охеда представлял себе, что судьба уготовила ему умереть в нищете, быть может, даже голодной смертью, как когда-то в молодости предсказала в Андалусии одна цыганка.

Вера в злой рок судьбы заставляла его вспоминать Анакаону, прекрасную королеву Золотой Цветок. Она стремительно ворвалась в жизнь капитана, любовь их, продлившись несколько коротких дней, осталась лишь чудесным воздушным воспоминанием, а судьба готовила ему новые душевные испытания: видеть это восхитительное создание, идущее на виселицу, и при этом не иметь возможности что-либо сделать, чтобы спасти ее.

Каждый раз, когда дон Алонсо начинал сокрушаться по поводу несчастий своей жизни, Лусеро входила в роль матери семейства: матроны, живущей вне юношеских страстей и отрешившейся от любви, чтобы полностью посвятить себя домашнему очагу.

– Не думайте больше об этом, дон Алонсо, – говорила она Охеде. – Да поможет вам бог во всем, что связано с Верагуа, и вы соберете там горы золота. И вы увидите, как самые знатные дамы Испании будут искать встречи с вами, мечтая о том, чтобы вы взяли их в жены. Почему бы и нет, посмотрите, как молодой адмирал, будучи сыном того человека, с которым мы приехали на этот остров, сейчас стал мужем доньи Марии, родственницы короля.

Однако то спокойствие сильной женщины, которое демонстрировала Лусеро, смелая в разговорах, но благоразумная и верная в своих семейных привязанностях, не препятствовало нарастающему внутри нее беспокойству.

Ей уже хотелось, чтобы дон Алонсо как можно реже навещал ее. В его глазах Лусеро замечала какое-то тревожное выражение. Ей было известно, с какой агрессией этот порывистый и отважный человек устремлялся к своей цели.

Женская интуиция подсказывала ей, что вокруг нее сжимается кольцо желания, стремящегося ее подавить.

С каждым разом во время своих визитов Охеда говорил все меньше и меньше, подолгу молчал, и это казалось ей угрожающим: капитан постоянно опускал глаза, словно внутри у него шла бесконечная битва между сомнениями и желаниями.

Дон Алонсо стал появляться в самое неожиданное время, словно пытался застать молодую женщину в одиночестве. Лусеро чувствовала себя спокойнее, когда сын был дома, однако Алонсико приводили в восторг занятия с этим ветераном колонии, другом отца, каждый день бравшим его с собой в дальний лес, чтобы научить обращению с арбалетом, стреляя по попугаям и обезьянам.

Отважная Лусеро размышляла, нет ли в этом какого-нибудь скрытого замысла дона Алонсо, однако поскольку Алонсико отказывался ее слушаться и постоянно следовал по пятам за своим учителем, она смирилась с тем, что ей придется в одиночку противостоять опасности, исходящей от Охеды.

Она старалась не встречаться со своим гостем в глубине сада вдали от дома, словно тень деревьев, река, море вдали, пение птиц и даже шелест листьев могут побудить Охеду к дурным поступкам. Она всегда старалась усадить его у входа в свое скромное жилище, на том месте, откуда было видно распятие, висящее на стене, а также меч, щит и остальное оружие уехавшего Фернандо. Словно это все могло вернуть разум рыцарю, из-за дьявольских соблазнов сбившемуся с пути.

То, чего так опасалась Лусеро, надеясь в то же время, что этого не произойдет, случилось однажды вечером, внезапно и грубо, как столкновение тел в неожиданной схватке.

Речь дона Алонсо была полна отчаяния. Лишь сейчас он понял, что всегда любил лишь Лусеро, с того самого момента, как увидел ее на карраке в порту Кадиса, и ограничивал себя в пище во время осады форта Святого Фомы, лишь бы она не страдала от голода. Теперь он убедился, что это – любовь. А в те далекие времена он смотрел на нее с притворным равнодушием, словно она была одним из них, юношей – искателей приключений. К тому же ее будущее материнство внушало уважение.

Единственной женщиной, достойной такого вождя, как он, была сильная духом Лусеро, готовая следовать за ним в самых рискованных путешествиях, с телом амазонки, которое в любви способно подарить грубое удовольствие двух столкнувшихся необузданных стихий.

И тут он внезапно набросился на нее в порыве страсти, с обезумевшими глазами и трясущимися от возбуждения руками.

Лусеро, с мужской ловкостью увернувшись от его натиска, заскочила внутрь дома. Глаза ее полыхнули гневом. Голос стал хриплым, как уже случалось однажды, когда она сражалась рядом с Куэвасом, отбиваясь от толпы вооруженных индейцев.

– Какая низость! Поступок, достойный дикого индейца! – срывающимся от переполняющих ее эмоций голосом воскликнула Лусеро. – И это вы, ваша светлость, дон Алонсо, творите это?

Она потянулась рукой к мечу мужа, висящему на стене, и выхватила его из ножен с такой яростью, что все остальное оружие закачалось и обрушилось на пол.

Не задумываясь о том, что может ранить Охеду, ослепленная своей яростью, Лусеро вытянула руку, коснувшись острием меча груди человека, который охотился за ней.

На мгновение оба замерли. В порыве своего гнева она казалась еще выше, и с каким-то превосходством смотрела на этого разъяренного самца, который был ниже ее ростом и которого девушка пыталась обуздать с помощью меча.

Ситуацию изменила удивительная ловкость «того, у кого быстрые ноги».

Лусеро вдруг потеряла его из виду, и тут же рука, словно железные наручники сдавившая правое запястье, заставила ее выронить оружие.

Она вдруг почувствовала, как твердые, обволакивающие и беспокойные, словно живой металл, мужские руки стиснули ее тело.

Лусеро отчаянно сопротивлялась этому натиску. Она поняла, что капитан вот-вот одержит верх, и ощущение того, что ей придется сдаться против своей воли, еще больше усилило ярость.

Девушка почувствовала на губах поцелуй Охеды, и в ответ укусила его до крови. Рана еще больше усилила агрессию нападавшего, и он, словно Лусеро была врагом, встряхнул ее так, что она согнулась пополам.

Лусеро упала на пол и, понимая всю свою беспомощность против такого ловкого и сильного противника и то, что в конечном итоге он все равно справится с ней, попыталась использовать голос.

Кричать и звать на помощь – бесполезно, вряд ли кто-нибудь услышит ее. Индейцы, работая в саду, находятся слишком далеко, две служанки стирают одежду в ближнем ручье. Но она все равно интуитивно начала говорить, полагая, что в данный момент слова могут стать ее единственным оружием.

Защищаясь из последних сил, хрипя, Лусеро призывала на помощь уважаемого Хуана де ла Косу, просила защиты у своего Фернандо, словно голосом могла материализовать их.

Произнесенные несколько раз подряд два этих имени возымели действие, и железные тиски, сковавшие молодую женщину, ослабли, она смогла приподняться, столкнув с себя это враждебное тело, которое перестало давить на нее своей тяжестью.