Книга Не говори никому. Беглец - Харлан Кобен

Линда молча ждала.

— Спроси у своего брата, — сдалась Шона.

— Почему?

— Потому что это не мой секрет.

Опять зазвонил домофон. На этот раз ответила Шона:

— Да?

— Это Эстер Кримштейн, — донеслось из динамика.

Шона нажала на кнопку, впуская гостью в дом. Две минуты спустя Эстер ворвалась в комнату.

— Вы знаете фотографа по имени Ребекка Шейес?

— Конечно, — ответила Шона, — хотя мы давно не виделись. А ты, Линда?

— Сто лет ее не встречала. Когда-то они с Элизабет вместе снимали квартиру. А что?

— Ее убили вчера ночью, — сказала Кримштейн. — Подозрение пало на Бека.

Обе женщины застыли. Первой опомнилась Шона.

— Так ведь я была вчера у Бека! — воскликнула она.

— До которого часа?

— А до которого нужно?

Эстер нахмурилась:

— Мне-то не морочь голову, Шона. Когда ты от него ушла?

— В десять, может, в пол-одиннадцатого. Во сколько ее убили?

— Пока не знаю. Только мой источник в полиции сказал, что против Бека собраны серьезные доказательства.

— Ерунда какая-то.

Зазвонил мобильник. Эстер поднесла трубку к уху:

— Да?

Невидимый собеседник говорил очень долго, Кримштейн молча слушала. Лицо ее потеряло свою жесткость, расплылось, как от разочарования. Минуты через две, даже не попрощавшись, она отключила телефон и сердито защелкнула трубку.

— Жест вежливости, — съязвила она.

— Что случилось? — спросила Линда.

— Они подписали ордер на арест. У нас есть час, чтобы сдать вашего брата властям.

Глава 24

Я мог думать только о Вашингтон-сквер-парке и о том, как убить оставшиеся четыре часа. Будто назло, сегодня у меня выходной и, за исключением срочного вызова к Ти Джею, другой работы нет. «Свободен, словно птица» — как поется в одной из композиций рок-группы «Линирд Скинирд», — и этой «птице» хотелось упорхнуть в парк.

Уже выходя из клиники, я снова услышал сигнал пейджера. Вздохнул и посмотрел на номер. Эстер Кримштейн, вызов с пометкой «срочно».

Боюсь, что новости невеселые.

На мгновение я задумался: а стоит ли перезванивать? Может, просто лететь куда летится? Нет, рано. Я хотел вернуться в смотровую, однако дверь была закрыта изнутри. Значит, помещение уже занято другим врачом.

Я прошел вперед по коридору, повернул налево, нашел свободный кабинет в гинекологическом отделении и почувствовал себя разведчиком во вражеском стане. Вокруг поблескивали десятки металлических инструментов, что придавало помещению какой-то средневековый вид. Я набрал номер.

Эстер Кримштейн не стала терять времени на приветствия.

— Бек, у нас серьезные неприятности. Где вы?

— На работе. Что стряслось?

— Нет, это вы мне объясните, что стряслось. Когда вы в последний раз встречались с Ребеккой Шейес?

У меня сдавило сердце.

— Вчера. А что?

— А до этого?

— Восемь лет назад.

Кримштейн замысловато выругалась.

— Да что стряслось? — повторил я.

— Ребекка Шейес убита прошлой ночью в своей собственной студии. Двумя выстрелами в голову.

На меня накатила слабость, какая бывает перед погружением в сон. Колени подогнулись, я рухнул на стул.

— О господи…

— Бек, слушайте меня. Слушайте внимательно.

Передо мной встала Ребекка, какой я увидел ее вчера.

— Где вы были ночью?

Я бросил трубку на стол, мне не хватало воздуха. Ребекка. Ребекка погибла. Я вспомнил, какой счастливой она выглядела, говоря о своем муже. Я подумал о нем, о том, что бессонными ночами он будет вспоминать, как рассыпались рядом с ним по подушке ее роскошные волосы.

— Бек?

— Дома, — ответил я. — Я был дома с Шоной.

— А потом?

— Вышел погулять.

— Где вы гуляли?

— Просто прошелся.

— Где именно?

Я не ответил.

— Бек, слушайте меня, ладно? Орудие убийства найдено у вас дома.

Я внимательно слушал, хотя слова с трудом достигали сознания. Комната внезапно сузилась, я заметил, что в ней нет ни одного окна, стало трудно дышать.

— Вы меня слышите?

— Да, — ответил я. Затем, сообразив, что именно мне сказали, добавил: — Быть не может.

— Послушайте, у нас совсем нет времени. Я говорила с окружным прокурором, с минуты на минуту вас арестуют. Он, конечно, порядочная свинья, но согласился на явку с повинной.

— Арестуют?

— Сосредоточьтесь, Бек.

— Я ее не убивал.

— Сейчас это не важно. Они хотят вас арестовать. Они жаждут привлечь вас к суду. А мы собираемся вызволить вас под залог. Я уже на пути в клинику. Сидите тихо. Не отвечайте ни на какие вопросы. Ни полиции, ни фэбээровцам, ни новым товарищам по камере. Уяснили?

Мой взгляд метнулся к часам, висевшим над смотровым столом. Начало третьего. Площадь Вашингтон-сквер. Сегодня я должен быть на Вашингтон-сквер.

— Я не могу сегодня, Эстер.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке.

— Сколько это продлится?

— Что?

— Арест. Когда меня выпустят под залог?

— Точно не скажу, но думаю, с этим проблем не будет. Вы всегда были добропорядочным членом общества, к суду не привлекались, криминальных связей не имели. Возможно, придется оставить в залог паспорт…

— Сколько времени пройдет?

— Пройдет до чего, Бек? Я не могу вас понять.

— До того, как я выйду оттуда?

— Я насяду на них, конечно. Однако, даже если они поторопятся — а я не обещаю, что они это сделают, — им все рано придется послать ваши отпечатки в Олбани, так положено. Если нам повезет — я имею в виду, сильно повезет, — мы освободим вас еще до полуночи.

— До полуночи?!

Страх сдавил грудь стальным панцирем. Арест не позволит мне прийти в Вашингтон-сквер-парк. Моя связь с Элизабет хрупка, как нитка бус венецианского стекла. Если я не попаду в парк к пяти часам…

— Не пойдет, — отрезал я.

— Что?

— Задержите их, Эстер. Пусть арестуют меня завтра.

— Вы шутите? Слушайте, они, должно быть, уже там, ищут вас.