Книга Инферно. Последние дни - Скотт Вестерфельд

— Но… это же не взаправду? — спросила Перл.

— Взаправду. У вас есть час. — Астор Михаэлевзглянул на часы. — Неплохая мотивация?

Некоторое время мы сидели в молчании, увеличенные фотографиикрыс таращились на нас. В комнате витало чувство вины, как если бы мы вместесовершили какое-то ужасное преступление.

— Может, это такая ирония? — спросила Алана Рей.

— Ммм… Не думаю, — ответила Перл.

— Дерьмо! — сказал Мос — Что будем делать?

Перл, внезапно рассердившись, повернулась к нам с Мосом.

— Я знала, что мы должны придумать название, пока насбыло трое, еще на первой репетиции. Теперь все гораздо сложнее!

— Эй, послушай! — Я вскинул руки. — В тотдень я предложил, чтобы мы назвали себя «Б-секции». Чем плохо? — Мос иПерл просто неотрывно смотрели на меня в упор. — Что? Не помните?«Б-секции»?

Перл перевела взгляд на Моса и снова на меня.

— Да, помню. Но мне было неприятно объяснять, чтоназвания групп, базирующиеся на музыкальных терминах, — все эти«Фа-диезы», «Обертоны», «Магнитофонные ленты», — в сущности, какие-тоувечные, ни о чем не говорящие.

Мос пожал плечами.

— А я просто подумал, что ты шутишь, Захлер. Вособенности во множественном числе. Глупо.

— Во множественном?

— Ну да. С добавочным «и» на конце. Как будто мыкакая-то группа пятидесятых типа «Роккетс»[47] или чего-то вэтом роде.

Минерва захихикала.

— «Роккетс» — это кордебалет, Мос. У них длинные,вкусные ноги.

Ладно, может, она еще не совсем нормальная.

— Не важно, — сказал Мос. — Я не хочу бытьгруппой во множественном числе. Потому что если мы «Б-секции», то, что такоекаждый из нас? Б-секция? Привет, я Б-секция. Вместе я и мои друзья — многоБ-секций.

Минерва снова захихикала, а я сказал:

— Знаешь, Мос, что угодно звучит глупо, если говоритьэто много раз подряд. Какую замечательную идею ты предлагаешь?

— Не знаю. Что угодно конкретное, лишь бы не вомножественном числе. — Он пнул ногой стол Астора Михаэлса передсобой. — Например, «Стол».

— «Стол»? — простонал я. — Это же простогениальное название группы, Мос. Гораздо лучше чем «Б-секции». Давайтеподнимемся наверх и заявим, что хотим быть «Столом».

Мос закатил глаза.

— Это же просто пример, Захлер.

Я снова обмяк на кожаной кушетке. Я хорошо представлял себе,что будет дальше. Классический Мос-вето. Всякий раз, когда мы решали, какоекино смотреть, Мос никогда ничего не предлагал, это должен был делать я, а онлишь говорил: «Нет», «Не интересно», «Мура», «Это мы видели», «Субтитрыплохие»…

Перл наклонилась вперед.

— Ладно, ребята, не стоит паниковать.

— «Паника»! — воскликнул я. — Мы можемназываться «Паника»!

— Уж лучше быть «Столом», — пробормотал Мос.

— Перестаньте! — сказала Перл. — Однопредложение за раз. Недели две назад у меня возникла одна идея.

Мос стремил на нее свой типичный вето-взгляд.

— И что это?

— Как насчет «Безумие против здравомыслия»?

— Перл, дорогая, — заговорила Минерва. — Тебене кажется, что это, типа… подчеркнуто?

Она смотрела на Алану Рей, не замечая, что все остальныесмотрят на нее.

— Это не о нас, — ответила Перл. — Это обовсем том диком, что происходит вокруг. Типа черной воды, кризиса санитарии,волны преступлений. Типа той безумной женщины, которая выбросила «Стратокастер»на меня и Моса… именно так и возникла наша группа.

— Ну, не знаю, — сказал Мос. — «Безумиепротив здравомыслия». На мой вкус, чересчур вычурно.

Счет два — один в пользу Моса-вето.

Я пытался что-нибудь придумать, отдельные слова и фразыкрутились в голове, но Перл была права: чем дольше силишься поймать удачноеназвание, тем дальше оно ускользает от тебя. Чем глубже музыка проникла всознание, тем невозможнее становится описать ее в двух-трех словах.

Молчание нарушил пронзительный визг демонстрационной записикакой-то метал-группы, загрохотавшей по всему офисному зданию. Казалось,стальные стены сейфа сдвигаются, воздух становится все более спертым. Явообразил картину: Астор Михаэле захлопывает дверь, и мы остаемся тутпридумывать название группы, пока у нас не кончится кислород.

Я вспомнил о грохоте и ударах в здании на Шестнадцатойулице, где мы репетировали, и подумал, все ли тамошние группы имеют названия.

Сколько всего групп в мире? Тысячи? Миллионы?

Подняв взгляд на стоящие вдоль стены сейфы, я подумал: аможет, нам всем просто присвоить номера?

— Почему бы просто не взять что-то совсемпростое? — предложил я. — Скажем… «Одиннадцать»?

— «Одиннадцать»? — тут же среагировал Мос. —Это потрясающе, Захлер. Но «Стол» все равно лучше.

Минерва вздохнула.

— С «Безумием против здравомыслия» вот еще какая проблема:это название ложно по существу, учитывая, как у нас, типа, обстоит дело создравомыслием.

— Это, конечно, чистое здравомыслие — заставлять настаким образом подбирать название группы, — заявила Перл, сердито глядя нафотографии крыс.

— Такого рода ультиматум — это вообще-то обычнаяпрактика компаний звукозаписи? — спросила Алана Рей.

— Нет, — ответил я. — Это совершеннопаранормально.

Глаза Перл вспыхнули.

— Эй, Захлер, может, нам стоит назвать себя«Паранормалы»?

— Опять множественное число, — сказал Мос. —Вы что, ребята, не въезжаете насчет того, что множественное число не годится?

— Ой, да отстань ты со своим множественнымчислом! — воскликнул Перл. — Пусть будет «Паранормальная», если тебятак на этом зациклило.

— Слово «Паранормальная» может иметь два смысла, —произнесла Алана Рей.

Мы уставились на нее. В тех редких случаях, когда Алана Рейоткрывала рот, все внимательно слушали.

— Приставка «пара-» может означать «близко,рядом», — продолжала она. — Типа параюристы[48] ипарамедики,[49] которые помогают, то есть работают рядом сюристами и врачами. Но это также может означать и «против, от», типа тент[50] от солнца и парадокс, то есть противоречивое высказывание.