Книга Неумышленное ограбление - Наталия Левитина

Дима съехал с дороги в лесок. Машина остановилась. Я отстегнула неспешно ремень, приоткрыла дверцу и обернулась к жертве:

— А знаешь…

И, не договорив, закрыла рот, прищурилась, резко выбросила вперед руку и до упора вдавила головку распылителя. В следующую секунду я уже находилась метрах в пяти от автомобиля — чтобы самой не оказаться в радиусе действия смертоносного оружия.

Когда я осторожно приблизилась к «шестерке» со стороны водителя, Дима лежал на сиденье откинувшись. Для уверенности я приоткрыла дверцу и — вот садистка! — сбрызнула парня еще разок. Отдыхай, молодой!

Вьгтащить его из машины было нелегко. Откормился на тупольских харчах, килограммов восемьдесят, не меньше. Пристроив неподвижного Диму под елкой, как Деда Мороза, я села за руль. Интересно, через какой промежуток времени он оклемается?

Я гнала по шоссе. Пока парень не доберется до города, у меня есть время. Эванжелина с Катей сейчас, должно быть, перелетают через Атлантику. Я даже не простилась с ними. А Сергей, наверное, вернулся из аэропорта. Волнуется обо мне. И как я соскучилась по Антрекоту!

Я давила на газ, и утро казалось мне удивительно приятным — такое прохладное, влажное, свежее. В сером небе наметились рваные дыры, и сквозь них проникали солнечные лучи. Октябрь будет теплым, я еще смогу поиграть в теннис.

Правой рукой, я залезла под куртку и достала диктофон Улыбаясь, я слушала, как из маленького динамика отчетливо раздается голос Тупольского. Голубчик ты мой ненаглядный, я с тобой рассчитаюсь и за Эванжелинины слезы, и за лапу Антрекота, и за несчастную Марину.

На одном из перекрестков я заметила телефон-автомат и припарковалась неподалеку. Набрала свой номер. Мучительно долго никто не отвечал. Наконец раздался голос Сергея. Если везет — то сразу во всем.

— Сережа, я звоню из автомата!

— Что с тобой? Где ты? Я только что из аэропорта. Слушай, тут такое дело… Надо лечь на дно на пару недель. Кстати, ты почему не возвращаешься? И как тебе удалось вызволить Катьку?

Я в двух словах объяснила ситуацию: Тупольский — главарь, Марина приспешница поневоле, я — еле выжила.

— Ну и прекрасно. Значит, ляжем на грунт синхронно. Я соберу тебе какие-нибудь вещи. Знаешь что, сейчас я пойду к бабе Лене, и ты позвони мне туда. Скажу тебе адрес. Будем конспирироваться. Пятнадцать копеек с тобой?

С момента, когда в стране начались трудности с разменной монетой, Сергей смастерил мне пятнадцать копеек с дырочкой и на леске — как у Виктора Цоя в «Игле». Чтобы я могла звонить ему из каждого автомата.

Через пару минут Серж сообщил мне адрес квартиры, где мы сможем укрыться от преследований карателей. Потом я сделала еще один телефонный звонок. Пришлось вытащить из кровати знакомого редактора одной из столичных газеток, практикующейся на громких скандалах, выстроенных, однако, на твердых фактах. Редактор меня обматерил.

— Подожди, не ругайся. Слушай, оставь для меня в завтрашнем номере подвал на второй полосе. Строк двести — двести пятьдесят.

— Ты с елки спрыгнула. Номер сверстан и подписан.

— Ну ты же понимаешь, если бы это того не стоило, я бы не просила. Забочусь о реноме твоей газеты. Исключительная сенсация.

— Что у тебя?

— Откровения одного товарища о коррупции в высших сферах. Он сам одно из главных действующих лиц. Имена — закачаешься. Есть пленка — он не знал, что у меня в кармане диктофон.

— Старушка, верю на слово. Уже мчусь в редакцию. Когда подъедешь?

* * *

Погода была прекрасной. И люди вокруг — добрыми, радостными, дружелюбными. Они спешили на работу совершать свой ежедневный производственный подвиг.

Я остановилась у подъезда и посмотрела вверх. Золотые кроны деревьев качались на ярко-синем фоне прояснившегося неба, было свежо и ясно. Несмотря на необходимость скрываться, настроение у меня было ликующее. Жить — удивительно приятный процесс. Я поднялась по лестнице и отыскала 54-ю квартиру.

Дверь открылась, и Сергей с видимым удовольствием сжал меня на широкой груди. У стены стояла сумка-видеокамера, набитая кассетами. На спортивном рюкзачке сидел Антрекот со свежеперебинтованной лапой. Ему тоже пришлось уйти в подполье. Сейчас за наши три жизни здравомыслящий человек не дал бы и двух рублей.

— Полегче, товарищ, — сказала я Сергею, пытаясь освободиться.

— Танька, мне все удалось. Ты даже не представляешь, какое дело я провернул. Мы все-таки купили с англичанином бомбу. Через два дня рванет. Это будет фейерверк!

— Тебе все удается. Тебе даже удалось сделать меня беременной…

Сообщение произвело эффект, обратный ожидаемому. Серж стиснул меня так, что я задохнулась.

— Ну вот, — засмеялся он, — теперь мне придется на тебе жениться. Добилась все-таки своего.

И чмокнул меня в нос. Разбитый! Я взвыла.

— Постой, тебе же Эванжелина написала записку. — Сергей достал из кармана клочок бумаги.

«Люблю тебя и жду! Эванжелина».

— Удивительное красноречие, — с трудом выговорила я, так как к горлу почему-то подступили слезы. Сдают все же нервы.

Антрекот наблюдал за нами с рюкзачка, и в его взгляде явственно читалось: «Ну есть-то мы будем сегодня или нет?»

Часть третья АВАНТЮРИСТКА

Мне, чтобы соблазнить мужчину, необходимы месяцы напряженного интеллектуального труда. Эванжелине для этой цели достаточно забыть, что верхняя пуговица на блузке так же успешно застегивается, как и остальные.

О несправедливости такого устройства вещей я размышляла, наблюдая за стремительным и порывистым приближением моей подруги. Она уже разделалась с таможенным контролем и в разномастной, пестрой и суетливой шереметьевской толпе, озабоченной перемещением с места на место чемоданов, коробок, баулов и саквояжей, привычно удивляла своей ликующей красотой, сиянием и свежестью. Как обычно, в арьергарде преданно галопировали три вассала, отягощенные багажом Эванжелины и, несомненно, завербованные прямо в таможенной очереди.

Мы не виделись почти год. И если мне этот год принес дополнительную морщинку под левым глазом, которую я в пароксизме отчаяния каждый вечер пыталась разгладить молочной бутылкой, то Эванжелина продолжала расцветать (хотя казалось, что ресурсы уже исчерпаны). Ее кожа стала еще нежнее и бархатистее, светлые волосы сами собой закручивались на концах в пушистые колечки. Разрез на длинной юбке карминного цвета терялся в преддверии живота, и сквозь него прорисовывалось точеное колено и изумительно долгое бедро. В соответствии с требованиями моды, Эванжелина теперь носила платформу, стройные щиколотки переливались туманно-золотистой лайкрой, а талия и грудь, затянутые в льняной корсет, напоминали шлифованные мраморные прелести греческих богинь любви и наслаждения.

Эванжелина плыла ко мне, роскошная и яркая, как белый эсминец среди торпедных катеров, и мужчины, заметив ее, ошарашенно останавливались, забывали о декларациях, спрятанных долларах и пулеметах, шампанском, вечно недовольных, женах… Трепетные вассалы покорно катили ее многочисленные чемоданы, стараясь быть к ней поближе, теряя голову от нежного аромата ее тела и впитывая ненасытными взглядами ее красоту. И в этот момент я не могла ответить, как же вынесла долгие девять с половиной месяцев разлуки…