Книга Пыльная корона - Дарья Симонова

Комендант клятвенно пообещал Еве, что перевернет квартиру вверх дном и если не найдет утраченное, то наложит на себя епитимью в виде выброшенного в окно антикварного ломберного столика. В ответ услышал, что пусть он лучше найдет потерянное сокровище и привяжет к нему в качестве покаянного бонуса два яйца Фаберже. Ева, конечно, не знала тогда, насколько близко подошла к истине…

Пришлось пошерстить свое раненное пьяным бардаком жилище, чего Дэн от себя не ожидал. Но ему и вправду было неловко перед старушкой Евой. В отличие от многих, она нечасто донимала его просьбами… а тут он сам провинился и ничего не сделал для нее. Да он и не помнил уже, о чем она его просила! Был у них разговор о деле — кто-то кого-то подставил, кажется… В памяти осталось только то, что этот сувернирный фаллос был сделан из диковинно приятной материи. Может, и от похмелья помог бы, словно лечебная палочка из эбонитового дерева… Коменданта обуял азарт поиска. Который, впрочем, привел его к очевидному решению — вещицу сперла Руфка. На память. Кроме нее некому. Никто так долго и обстоятельно не гостил в его доме. Сколько они гудели? Был самый разгар теплых осенних красок, когда все начиналось…

Придется ее потревожить. Она, разумеется, решит, что он ее зовет обратно. Может быть, для этого она и украла этот символ плодородия. Для чего ж еще… В конце концов, разве можно его пропить? Неужели кто-то купит его, бывшего в употреблении?! Если она вернется… об этом лучше не думать. Она не вернулась. Чужой голос в телефоне сообщил, что первая и единственная любовь его трагически погибла. Была убита тупым предметом — далее шли подробности, которых Комендант, оседая, не запомнил. Его спросили, когда он видел ее в последний раз. Он стал путаться в показаниях. Он сказал, что придет и все расскажет. Потом положил трубку и… срочно вызвал ту странную девчонку, которая изредка бывала у него и умела усыплять дивными массирующими движениями. Она называла это какой-то японской щекоткой. А Комендант называл шалунью Шакти. За это она все делала ему за смешные деньги. Она не знала себе цены.

Сидха

Ветер был немилосердный, раздававший пощечины колючими снежными лапами. Валерий Михалыч несколько раз собирался бросить свою затею и повернуть домой. В воскресенье, в единственный выходной, он должен был садиться на электричку и ехать в какую-то богом забытую глушь. Но что поделать, если ему было назначено именно сегодня и мастер давно уже принимал только у себя. Хотя близкие и давние друзья продолжали, к великому его неудовольствию, называть его Бубликом. Что может быть прилипчивей старинного прозвища… Игорь Буневич был классным неврологом. Это редкость, как и любой хороший врач. Но Бублик был знаменит еще и виртуозным индивидуальным подходом к пациенту, а это, как известно, залог успеха даже в самых сложных и запущенных случаях. К тому же его компетенция простиралась далеко за грань его специальности. Словом, попасть к Бублику хотели все. Принимал он уже немногих — не потому, что зазнался, а потому, что было ему уже за восемьдесят и он сильно болел. При этом курил и мог крепко выпить — правда, как Черчилль. Только на сладенькое — сигару и коньяк. И то и другое Валерий Михалыч вез ему в гостинец. И был совершенно не уверен в том, что поступает правильно. Куда он рванул на старости лет… Ведь знал, что пациент в его возрасте для врача в лучшем случае — легкая нажива. Никто не собирается лечить старую лошадку, место которой в музее восковых фигур. Зыбкая надежда лишь в том, что Бублик сам на ладан дышит, — элементарная стариковская солидарность…

Рекомендовали Бублика еще много лет назад. Когда-то Валерий Михалыч отправил к нему Еву — ей стали клеить страшный диагноз, опухоль мозга, и торопить с операцией. Бедная девочка впала в панику. И совсем не потому, что после операции могла не выжить, а потому, что пришлось бы брить голову наголо. Таковы женщины. Бублик осмотрел все снимки и выписки, саму Еву и сказал, что таких козлов надо отдавать под суд… Впрочем, он высказался куда хлеще про тупорылых докторищ, которые за лишний бутерброд с икрой готовы зарезать человека.

Валерий Михалыч был с ним солидарен. В медицину он был вхож не только как пациент и представлял, что за дела там творятся. Он не уставал повторять, что, как и в любой среде, здесь правит блат и чистоган, и сволочи на первом плане, но если очень долго и упорно искать, то в каждом городе можно найти одного на всех истинного доктора. Но теперь он полагал, что истинный доктор ему не помощник. Ведь необратимые процессы в мозге никто не в силах повернуть вспять. Именно так Валерий Михалыч трактовал свои видения — как необратимые процессы. Проще говоря, он сходит с ума. А уж как это называется по-научному — болезнь Альцгеймера или Альтшуллера, ему было положительно все равно. Он ехал за приговором. И было ему совсем невесело.

Старина Бублик держался бодрячком. Рубил дрова и сетовал, что с новым отоплением он себе в этом удовольствии откажет. Тогда пойдет к бабкам-соседкам, у них побатрачит во имя своего здоровья… Валерию Михалычу оставалось только завидовать.

— Чего кислый? — спросил Бублик, хрустко зажевывая мохнатую горсть тонко рубленной квашеной капусты. Они, вопреки всякой официозной этике, сели за стол, и гостеприимный хозяин накрыл гостю маленький недеревенский дастархан, где эклектично соседствовали фаршированные оливки и сладкие творожные шарики, которые напекла тихая Бубликова супруга. Да и рябина на коньяке пришлась кстати.

И Валерий Михалыч начал оттаивать. Одной из составляющих метода Бублика была нехитрая уловка — нарезать широкие круги вокруг сути. Лобовая атака «на что жалуетесь?» вообще ему претила. Он выкристаллизовывал жалобы из неспешного разговора, который, казалось, был совершено оторван от насущных драм. И часто жалобы, которые он извлекал из этого гумуса, были совершенно не те, что собирался поведать ему пациент. Отсюда и неожиданные методы. Но… более никто ничего толком сказать не мог. Бублик сетовал, что ему так трудно передавать свой опыт. Когда-то он мечтал о собственной школе, теперь же — чтобы после него остался хотя бы один истинный ученик…

Слово за слово, и пессимистическое смущение растворялось в журчании разговора. Валерий Михалыч плавно, без зажима поведал свою историю. Про его отнюдь не мимолетное видение с Каретной площади. Бублик лишь на доли секунды нахмурился, а потом усмехнулся и сказал, что мистика не по его части. Видения не диагноз, а свойство нервной системы.

— И даже настолько явственные? Не знаю, как сказать точнее… такие развернутые, словно фрагменты фильма. Я допускаю, что вы просто не хотите мне говорить худшее. Разве это можно считать нормой?

— Это можно считать сидхой. Сверхспособностью на языке Востока. Что касается нормы — это понятие в отношении человеческой физиологии я не употребляю уже лет пятьдесят. — И Бублик зашелся в могучем кашле.

— А что, если я начну терять память, чудить… ставить пластиковые ведра на огонь, стану опасен для окружающих. Если я сойду с ума? Ведь патологический процесс можно затормозить… или нет?

— Я же тебе сказал — не вижу никакого патологического процесса. Ты просто видишь больше, чем тебе нужно. И в этом состоит некоторая проблема для тебя. Как, например, для лунатика может стать проблемой его лунатизм. Но это всего лишь особенность развития детского мозга на определенном этапе. Лунатизм очень редко остается на всю жизнь.