Книга Не гореть! - Марина Светлая

— Обыкновенно, — улыбнулся Дэн. — Заберу тебя к себе. Познакомлю с родителями, с сестрой. В выходные станем ходить в кино, если, конечно, не будешь занята своими куклами, а в отпуск поедем в Тунис. Еще я хочу собаку, но ты их боишься. Поэтому собаку заводить не будем.

Оля вздрогнула и отпрянула от него. Дернулась, вырываясь из его рук, из плена его объятий, дальше по кровати, к другому ее концу и судорожно пыталась собраться с мыслями, чтобы хоть немного вникнуть в сказанное им. Но глядя на него, застывшего в неизвестности, знала одно точно и наверняка: молчать нельзя. Ни в коем случае нельзя молчать, потому что он тоже сбит с толку. Ею, черт подери!

— Ты соображаешь, что ты предлагаешь? — звонко спросила она.

— Более чем, — он перестал улыбаться. В отличие от Оли, его голос прозвучал глухо.

— Я не хочу. Я не… не могу, Денис. Я тебя… не люблю, — по нисходящей, последнее — совсем тихо. Но она упрямо закусила щеку, чтобы очнуться, и продолжила: — Прости. Ты знаешь, где у меня ванная… А потом тебе лучше уйти… или переночевать в бабушкиной комнате.

— Тебе в ванную нужнее! — злость неуправляемо выплескивалась в накалившийся вокруг них воздух. Дэн сорвался с кровати, внезапно ставшей пустой, несмотря на Олю, жавшуюся к краю. Одевался с такой скоростью, словно сдавал норматив. Обернулся на пороге, собираясь что-то сказать, но передумал и сделал глубокий вдох. Шумно выпустил из легких воздух и с улыбкой проговорил: — Спокойной ночи, Оль.

— Денис! — в ужасе, будто бы пытаясь его остановить, выдохнула она, но дверь за ним уже закрылась. И единственное, на что остались у нее силы, это сдавленно прошептать: — И тебе не гореть…

10. Парамоша, Каланча и Савелий

— Вот объясни мне, дражайшая дщерь моя, Ксения Викторовна, — голос Маргариты Николаевны заметно вибрировал, но пока что сложно было понять, сердится она или только изображает свое недовольство, — объясни, доколе сей отрок великовозрастный собирается игнорировать мои звонки и меня саму. Я даже не знаю, доехал он до вашей проклятой Стретовки или где-то в кювет слетел — он трубку не берет! Я уже не знаю, что думать!

— А ты не пробовала звонить ему чуть реже, чем каждые полтора часа, — беззлобно поинтересовалась Ксения. — Может, и он бы тогда отвечал чаще.

— Я — мать! Я — волнуюсь! — был выдан в качестве аргумента железобетонный тезис. — Вот чем он там таким занят, что двух минут найти на меня не может?

— Понятия не имею, — усмехнулась дочь.

— То есть Денис приехал к вам на дачу, а чем занимается — вообще неизвестно? Он же говорил, что помочь надо! Что не может съездить к Насте Мелескенцевой на день рождения со мной, потому что твой Парамонов припахал!

— Мама, какая Настя, а? — Ксения вышла на порог дома и прислонилась к деревянной отделке, вдыхая сырой запах. Почти весенний. — Ну чего ты к нему привязалась?

— Настя — дочка моей однокурсницы. Она на телевидении работает. Хорошая девочка. Сегодня у нее день рождения, а папа работает. Я думала, с Денисом сходить, что такого? — голос Маргариты Николаевны, полный непонимания, защебетал почти по-птичьи.

— Да ничего такого, — фыркнула Ксюха, — только и ты, и я, и Динька прекрасно знаем, что ты думала на самом деле.

— А что такого ужасного я думала? Что вообще в этом плохого?

Задрав голову к небу, Ксения сделала несколько глубоких вздохов, прежде чем ответила:

— В общем так. Сы́ночка твой жив и здоров. С Парамоновым разбирают чердак. Сегодня не вернется — не повезло твоей Насте.

— Он там у вас от меня прячется, да?

— Нет, думаю, что пьет пиво. Впрочем, с теми двумя никогда нельзя быть уверенным в очевидном.

Мать помолчала. Недолго. Вполне можно было себе представить ее задумчивый вид: иногда она сама забывала о своей великой миссии — устроить счастье детей. И тогда с ней становилось несказанно легче.

— А мальчики у нас вполне спелись, да? — вдруг спросила она.

— Великая сила природы, — подхватила ей в тон Ксюха.

— Кроха — как? Вы ее там не застудите? В доме тепло?

— Не застудим.

— Смотрите мне. Дине подзатыльник от меня отвесишь?

— И не подумаю! — совершенно серьезно отозвалась дочь.

— Вы с самого детства друг друга покрываете, — обреченно вздохнула Маргарита Николаевна. — Ладно, целуй Кроху, целуй Глеба. Дениса — не целуй. Отдыхайте.

— Привет папе, — улыбнулась, прощаясь, Ксения и потопала на чердак, где представшая ее взору картина действительно не могла быть предугадана заранее и, наверное, очень бы ее удивила, если бы Басаргина давно не разучилась удивляться — жизни в целом и своим родным мужчинам в частности.

Ее собственный муж, широко известный в узких кругах столичный врач-хирург Глеб Львович Парамонов стоял, широко расставив ноги перед ее собственным братом, начальником отделения пожарно-спасательной части лейтенантом Денисом Викторовичем Басаргиным, и со всем присущим ему довольством и увлеченностью демонстрировал тому здоровенный женский портрет в тяжелой резной раме — кажется, его прабабушки в молодости. Сейчас бледные краски на нем стали еще бледнее и контрастнее, отчего ощущение от портрета исходило прямо жуткое.

— Это деду в армии по фотоснимку местный умелец нарисовал. У меня дед в морфлоте на Тихом океане служил, прикинь, — оседлал он любимого конька — бесконечные рассказы о многочисленных родственниках, которых уже нет. — Конечно, не сильно похоже, но сколько себя помню, стоял на антресоли. Заходишь в комнату — а там оно. Бр-р-р! Как в фильме ужасов.

Дэн, сидя перед ним на каком-то не менее древнем сундуке, довольно равнодушно разглядывал предъявляемую ему живопись. Ксения подошла к нему со спины, положила руки на плечи и чмякнула в макушку.

— Мама велела тебя поцеловать, — сказала она.

— До тебя добралась?

— Она крайне озабочена…

— Это ее нормальное состояние, — усмехнулся Денис.

— Но ты ей все же позвони, — Ксюха подняла глаза на Глеба и тоже посмотрела на портрет. — Надеюсь, ты не собираешься это выставлять на антресоли?

— Шутишь? Мы потом Крохе заикание будем половину жизни выправлять! Обанкротимся на логопедах с психологами! — расхохотался Парамонов.

— Как мне повезло, что ты такой экономный, — улыбнулась в ответ Ксения.

— Да я у тебя вообще — клад, — хмыкнул Глеб и отставил портрет лицом к стенке, — а вот там мы вмонтируем шведскую стенку, а? В здоровом теле — здоровый дух. Крохе будет чем заняться.

— Ага, — буркнул Дэн, — а потом она у вас захочет стать капитаном исследовательского судна в Антарктиде.

— Дух первооткрывателя пополам с лидерскими чертами определенно могут сказаться на характере юной Парамоновой. Но ей же есть в кого, да, Ксёныч?