Книга Темный инквизитор для светлой академии - Алиса Ганова

— С кем? — встрепенулась она и обернулась.

— Инквизитор тоже раздражен.

— А еще ее помощники — Вевре и Маура, — добавила задумчиво. — Маура так весь день рыдает но это секрет.

— Молчу! — я прикрыл рот ладонью.

— Если это из-за дуэли, тогда больше должен декан Гебен печалиться… Ничего не понимаю, — насупилась Мьель и швырнула земляной ком метко в середину дальней грядки.

— Ого!

— А представила, что в целюсь в хорошенькую голову Сьези!

— Добрая ты.

— Я добрая, а она — гадина лицемерная! Дорель и Викрибер никогда мне не нравились, но стравить студиозов, подставить академию!? Знаешь, что теперь будет!?

— А что будет?

— Праведники снова поднимут шум, что отбор в академию надо ужесточить…

Я слушал молча, хотя в душе был согласен: надо бы. Если бы Мьель досталось от Хоранта, она бы радовалась, что гад получил по заслугам. Но досталось мне, поэтому злорадствовал я, но втихомолку.

Когда начало смеркаться — вместе вышли из павильона. Проводил ее до пролета, ведущего в восточное крыло, где жили целители, травники и лекари, и направился к инквизитору.

— Куда идешь? — остановил хромоногий Сейшаль. — Он не в духе.

— Потому и иду. Может задобрю его.

— Из-за тебя, что ли засранца?

— Нет!

— Тогда чего подхалимничаешь?

Смерив коменданта неприязненным взглядом, зашагал к двери.

— А, ну, стой!

«A-то как же!» — хмыкнул я и, подлетев к двери, забарабанил. Нужно успеть, пока Сейшаль не догнал и не оттащил за ухо. Вот не давали людям покоя мои многострадальные уши. Так и норовили схватить и дернуть. Наверно из зависти.

Дверь распахнулась быстро, как раз за мгновение, как шершавая, пахнущая резким, противным запахом лапа коменданта, схватила меня за ухо.

— Ай! — вскрикнул я, и едва не выронил из кармана припасенные яблоки.

— Студиозы — не щенки, чтобы за уши таскать, — вроде бы спокойно, и в то же время с прохладцей произнес Митар, и комендант залебезил:

— Простите, господин инквизитор. Он не сказал, что вы его ждете.

— Я сказал, — выплюнул магистр, и Сейшаль тут же отошел от нас. Пока возвращался к своему посту, мы молчали. Но по глазам, ухмылке, взгляду инквизитора я убедился — пьет.

— Я к вам, — борясь с неловкостью, промычал.

— Мал для компании, — осадил он.

— А вы ужинали?

— Нет аппетита.

— А я яблок принес.

— Вопет, шел бы к себе, — Митар прислонился плечом к косяку и усмехнулся. Вот снова я его веселил. Ну, и пусть.

— Нет. Вам же одиноко.

— А твоя компания должна меня развеселить?! — оскал его был как всегда «обаятельный и приветливый».

— Может, вам будет не так тоскливо?

— Дожился: старшего инквизитора — заморыш-студиоз утешает! — он вздохнул, и на меня повеяло запахом выпитого вина.

— Так можно, а? — посмотрел с затаенной надеждой, уже не веря в удачу. Однако инквизитор приоткрыл дверь, и я ловко протиснулся вовнутрь.

— Точно, как мышь.

— Спасибо. Иначе бы он мне ухи оторвал, — сел на краешек кровати.

— Пришел на меня поглазеть?

— А чего глазеть-то? Уже видел, — ляпнув, я прикусил язык и опустил глаза.

— И как, интересно наблюдать? — Митар сел в кресло, закинул ноги на стол и сделал жадный глоток.

— С любым может случиться. От любви неразделенной, что засела в сердце болью, нет врачей способных исцелить тяжелобольного.

Митар поперхнулся. Откашлялся. Запустил пятерню в свои волнистые волосы, потом спустил на лоб, прикрыл глаза и расхохотался.

— Вопет, Вопет… — повторял он, вытирая глаза. — О, Всевидящий Отче! За что мне все это?!

— Это я на стене павильона прочитал, — поспешил оправдаться, испугавшись, что сморозил глупость.

— Садись, ешь и уматывай! — хозяин комнаты так же внезапно стал серьезным.

— Хорошо, — кивнул я.

… Прошла мера, а я все еще ел злосчастную кашу. Она в меня не лезла, потому что был сыт. А инквизитор сидел напротив, сверлил во мне дыру каре-желтыми глазами, но терпеливо молчал.

— А еще можно? — спросил через треть меры, дожевывая последнюю ложку.

Митар, не сказав ни слова, встал, подошел в шкафу, где хранил съестное, и вернулся с целой кастрюлькой.

— До утра справишься?

Я растерянно кивнул.

— Бери и иди. Для друга мне не жаль, — а у самого голос сочился ядом.

— Не уйду.

— Повеселил, яблоками угостил — я оценил, благодарен. Иди.

— Нет! — я вцепился руками в стол.

— Я ведь не в духе, могу и каверзные вопросы начать задавать, — пригрозил он.

— Задавайте! Все равно не уйду!

— Сидерик, я с тринадцати сезонов не лью слез. Так что катись. Жить буду.

— Не-а, — упрямо качнул головой.

— Тогда спишь на стуле.

— А в кресле можно?

— Не зли меня, лопоухий! Иначе сам оттаскаю для проформы!

— На стуле, так на стуле, — вздохнул. Еще неизвестно, кто первым сдастся. Видно же, что у него самого сна ни в одном глазу.

Положа голову на руки, долго смотрел, как Митар перебирает бумаги, неторопливо отхлебывает вино и корчит из себя свирепого мужлана.

— Катись, а? — не отрываясь от работы, пробормотал он.

— Не-а.

И мы снова замолчали.

— А можно спросить? — через некоторое время осмелел я. — Как вас зовут?

— Магистр Митар.

— Сразу родились магистром инквизиции?

Он прищурился и язвительно бросил:

— Выставлю за дверь! — но уже давно смирился с моим присутствием, поэтому я не отставал:

— Ну, как?

— Айтен. Умолкни — мешаешь.

В густой темноте яркий свет магической лампы озарял рослую мужскую фигуру. Внимательно рассматривая его, примерял имя.

«Айтен Митар. Митар Айтен… Не звучит. Имя «легкое» — сам большой. И челюсть тяжеловатая, и кулаки…

Но ему идет. И шрам нисколечко не портит. Зря переживает…»

— Ну, что еще?

— Ничего, — наглеть я не собирался.

— Не лги.

Вздохнув, ответил:

— Зря переживаете. Он вас совсем не портит. И, вообще, глупо по внешности судить человека… — Митар вздрогнул, и я спрятал нос в кольце рук, заменявших подушку. — Простите, я не должен лезть не в свое дело, но… — затих под долгим, пронзительным взглядом, от которого готов был сползти под стол или вновь забиться под кровать.