Книга Игра колибри - Аджони Рас

Алиса не сопротивлялась, покорно и нежно прильнув к моей щеке сухими после тренировки губами. На короткий миг я ощутил жасминовый аромат, слегка сладковатый, но не настолько, чтобы быть приторным. Он исходил от шеи, и я, не думая, как это будет выглядеть со стороны, втянул его носом. Алиса, если и заметила это, не подала вида, быстро отстранившись и по-детски подпрыгнув на месте.

– У меня столько планов, что я не могу усидеть на месте, – радостно известила она.

– Чудно! Значит, скучно не будет, – констатировал я, заводя машину. – С чего начнем?

Она нахмурила лоб, отчего на переносице появилась морщинка, и спрятала верхнюю губу, выпятив при этом нижнюю.

– Для начала нужно что-нибудь съесть, а потом – туфли! – Она выкрикнула последнее слово как боевой клич, вскинув перед собой руки с растопыренными пальцами.

Найти парковку оказалось несложно. В центре города почти все они были платными, и свободное место всегда имелось если не на первой, то уж на второй или третьей парковке. Я заплатил за четыре часа, и мы направились вдоль по пешеходному бульвару в поисках места, где можно поесть. Таким местом стал «Сабвей», знакомый мне еще по московской жизни, но, в отличие от Москвы, овощей, в особенности свежих, тут было куда больше. Утолив голод и прогулявшись еще немного, Алиса наконец перешла к гвоздю программы и затащила меня в бутик модной женской одежды, откуда начался долгий поход за прекрасным.

Мы переходили из магазина в магазин, и постепенно она начала советоваться со мной по каждой вещи, которую уносила в примерочную. Алиса брала блузку или очередную юбку, затем, прикладывая ее к себе, спрашивала совета. Если я говорил, что вещь мне нравится, она примеряла ее и, отодвинув шторку либо открыв дверцу примерочной, представала в новом наряде, который я должен был оценить.

В череде кабинок и переодеваний я мельком ловил мимолетные картины полуобнаженного тела, то в узком проеме штор, то в отражении зеркал или за приложенным к телу нарядом, когда она оценивала, стоит ли тратить время на примерку, просто прикладывая блузку к груди. Никогда в жизни я не получал такого удовольствия от похода по магазинам. Я был счастлив, счастлив от налета близости и откровенности, счастлив от хрупкой иллюзии отношений, которые могли двинуться куда дальше добрососедских.

Алиса была артистична и забавна, смеялась во весь голос, когда на ней оказывались коротковатые брюки или же блузка меньшего размера, что создавало иллюзию рвущихся на свободу грудей. Она примеряла туфли и босоножки, вставляя в них стройную ножку с прозрачным педикюром и поигрывая в открытом носке пальчиками. Иногда, когда смеяться было уже невмоготу, она шумно и наигранно выдыхала, будто актриса театра, только что зашедшая за кулисы после финальной и трудной сцены, и брала меня за плечи, прижимаясь щекой к груди.

В свете дневных ламп, холодных, словно отблеск от айсберга, я видел мельчайшие дефекты ее кожи: небольшой, еле заметный рубец на лбу и тонкую царапину над правой бровью, красное пятнышко в зоне декольте и родинку, плоскую, вроде следа от фломастера, величиной с горчичное зернышко. Али, несомненно, знала, что далеко не идеальна, но со мной эта ее не идеальность совершенно терялась, улетучиваясь из сознания как дурной сон. Она была естественной, даже если и играла роль и хотела показаться мне чуть более простой и откровенной, чем есть на самом деле.

В одном из магазинов она буквально заставила меня примерить несколько пар брюк и несколько рубашек, возясь со мной, как с любимым братом или племянником. Расправляла ткань, прикасаясь ко мне, и я чувствовал тепло ее рук через легкую материю. Вдруг она предстала передо мной серьезной и сосредоточенной. Теперь Алиса не смеялась, а говорила тихим и мягким голосом, как говорят любовники в постели или врачи, перешептываясь рядом с палатой больного.

Мурашки от невообразимого удовольствия вновь пробежались по коже ледяным бисером, и я почти не различал смысла произносимых ею слов. Я лишь теперь осознал выражение «Пьяный без вина» и всецело отдался этому новому чувству, которое Али разбудила внутри меня.

Общая атмосфера вечера не дала моему настроению испортиться. Я не вспомнил, а точнее, отогнал воспоминания, как только они встали перед глазами, о незнакомце, который тогда курил травку на заднем дворе и, несомненно, был вознагражден пылкой наготой и откровенностью куда более, чем я. Пока Али выбирала купальник, отойдя в угол, я думал о нас. Точнее, о возможности стать «нами».

Алиса на каком-то подсознательном уровне устраивала мне логические испытания, как в старой эротической игре, которую мы, будучи студентами-первокурсниками, пытались пройти вшестером. Она называлась «Рандеву с незнакомкой», и ее суть заключалась в том, что игрок вел диалог с красивой девушкой, сидящей на стуле, закинув ногу на ногу. По мере прохождения игры на каждую реплику, которую якобы произносила незнакомка, предлагалось четыре варианта ответа, и игрок должен был раскрутить девушку, чтобы она сначала приняла более откровенную позу, потом сняла блузку, затем юбку и так далее.

Если звучал неверный ответ, незнакомка, наоборот, надевала одну из снятых вещей, и все повторялось вновь. Вариантов вопросов, как и ответов к ним, было не счесть, и нам несколько дней не удавалось снять с нее даже бюстгальтер. В итоге мы забросили игру, решив, что в реальной жизни все куда проще. Но отношения с Алисой напоминали мне ту самую игру, которую я, как и тогда, не мог пройти, возвращаясь к тому моменту, где незнакомка вновь садится в закрытую позу и перекидывает ногу через изящное бедро.

На обратном пути мы попали в пробку, и, чтобы поднять себе настроение, точнее, не терять того, что уже присутствовало у нас, я включил местную радиостанцию, и мы хором подпевали, когда играла знакомая песня. На подъезде к Пасадене Алиса заметила, что в соседнем ряду у машины, японского внедорожника, слегка приоткрыт капот. Она опустила стекло и прокричала об этом водителю, показывая пальцем на объект своего беспокойства.

Парень итальянской наружности, с темными глазами, сильным мускулистым торсом и волосами, рвущимися через разворот белой рубашки, вышел из машины, удивленно посмотрел на щель под капотом. Проведя по кромке капота пальцем, он прокричал, невзирая на рычание двигателей ползущего навстречу потока: «Это не щель, это „сузуки“». Выдал он это с таким обиженным лицом, что хотелось незамедлительно купить ему мороженое и отправить в Диснейленд.

Мы смеялись так, как смеялись тогда, на пляже, когда я рассказывал, как приготовить чайку. Алиса держалась за живот и, чтобы успокоиться и прийти в себя, выпила почти бутылку воды, обмахивая мокрое от слез лицо салфеткой и проветривая его врывающимся в открытое окно воздухом.

Парень на «сузуки», видя наше веселье, смеялся вместе с нами и девушкой, ехавшей с ним в машине. Так мы и ползли по уставшей от машин дороге, пока не свернули к Калтеху, где пробок почти не бывает и можно ехать с обычной скоростью. Похмелье от проведенного с Алисой вечера, который закончился дружеским рукопожатием, пришло позже, когда я разложил новые вещи на диване и, усевшись в кресло, стал мысленно проживать вечер заново. Волна за волной накатывали на меня воспоминания, и я грелся в них, как в пламени костра, подставлял им ладони и само сердце, которому было холодно в этой калифорнийской пустыне. Передо мной вспыхивали то глаза Алисы, смеющиеся и по-детски веселые, то нежное рукопожатие, робкое и быстрое, каким одаривают бывших мужей и любовников. Я надеялся повторно ощутить те приятные эмоции, окрашенные в апельсиновые летние тона с отзвуком ее смеха, но результат оказался обратным.