Книга Белый танец - Рита Навьер

А потом… потом я сотворила глупость. Чудовищную, непоправимую глупость. С психу, в сердцах. Если бы я хоть чуточку подумала, если бы…

***

Была уже вторая половина мая. Учиться оставалось всего ничего – через несколько дней последний звонок, потом экзамены, выпускной и… прощай, школа.

Почти по всем предметам нас грузили контрольными, и случилась даже одна крошечная радость: итоговую контрольную по химии я единственная из класса написала на безоговорочную пятёрку. Так выразилась Ольга Фёдоровна. Даже наш блистательный комсорг немножко оплошал и получил пятёрку с минусом.

В журнал, конечно, пошла только пятёрка, минус остался за кадром, но сам факт меня приободрил. Архипова и Долгова – тоже, между прочим, круглые отличницы с самой началки – нарешали только на четвёрки. А всё потому что химичка не клюёт на авторитеты и оценивает всех по заслугам, за что её и уважаю.

Архипова и Долгова сразу стали канючить и просить переписать. Ну, Шевцов, если честно, не подал виду, а, может, и правда это его ничуть не уязвило. А вот я радовалась. Радовалась, что хоть в чём-то обошла нашу звезду. Я, наверное, и в самом деле злая и несносная, но это его безразличие… никак не могу к нему привыкнуть, хотя прошло уже почти пять месяцев.

Нет, я, конечно, не страдаю так невыносимо, как поначалу. Не убиваюсь и слёзы в подушку давно не лью, но оно сидит во мне, как гвоздь, и не даёт дышать свободно. Наверное, успокоюсь я лишь тогда, когда мы закончим школу, когда не будет он мозолить мне глаза каждый день.

Сказать по правде, умом я этого момента жду, говорю себе – наконец закончится эта мука. С глаз долой из сердца вон. Народная мудрость, между прочим. А вот сердце… оно скулит, рвётся и кровью обливается от одной лишь мысли.

Но ведь потом, позже, оно ведь тоже успокоится…

Последнее время я ходила совсем измученная. За эти пять месяцев внутри и так всё изболелось, а тут ещё постоянные гонения на математике, мама превратилась в чужую женщину со своим дядей Геной – её первомайским гостем, который зачастил теперь до неприличия.

В общем, никакого просвета, потому я так и обрадовалась своей маленькой победе. Просто соскучилась уже по этому чувству – радости.

Однако радоваться мне пришлось недолго. В тот же день предпоследним уроком Кувалда тоже устроила нам контрольную по алгебре.

Наши дрожали от страха, а для меня контрольная – это несравненно меньшее зло, чем отвечать у доски. Есть время собраться с мыслями, сосредоточиться, никто тебя не понукает и не высмеивает.

К тому же с тех пор, как Кувалда стала методично меня третировать, я дни и ночи корпела над математикой. Говорю же – эти логарифмы мне уже снились. Даже пришлось взять в библиотеке учебник за прошлый год.

Мама заметила, порадовалась: о, ты полюбила математику!

Угу, как же, мысленно ответила я. Я её ещё больше возненавидела. Просто кому охота из урока в урок выглядеть дурой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ В общем, за последний месяц я довольно неплохо её подтянула (ну, если сравнивать с прошлым полугодием), но всё равно на одном задании застопорилась. Уравнения решила, интеграл худо-бедно вычислила, с неравенствами тоже кое-как разобралась, но над последним – всю голову сломала. Двадцать раз перечитала: Найти область применения функции

И не единой мысли.

Я осторожно позвала Ирку Долгову – она сидела прямо передо мной.

– Как последнее задание решается? – спросила её шёпотом, но математичка тут же вскинулась и целую минуту неотрывно смотрела на меня, хотя я сразу уткнулась в тетрадку.

Потом, на моё счастье, в класс заглянул кто-то из учителей, и Кувалда отошла к двери. Долгова быстро обернулась и сунула мне бумажку с решением.

С лёгким сердцем я сдала тетрадь в конце урока, уверенная, что на четвёрку-то уж точно написала, хотя… и на тройку бы не сильно обиделась. А на следующей алгебре, когда Кувалда вернула нам проверенные контрольные, я увидела в тетради жирную, размашистую двойку. Исправлений или пометок – никаких, просто огромная двойка внизу листа и всё.

Я таращилась на неё в недоумении. Почему? Как так?

А наши вокруг гудели, спрашивали друг у друга, кто что получил. Из обрывков я поняла, что Валовой отхватил тройку и теперь аж подпрыгивал на стуле, ликуя. Ну да, Валового, как и меня, Кувалда буквально утопила в двойках. Только он и правда не в зуб ногой, но даже у него тройка…

Да и все, в общем-то, радовались. Отстрелялись худо-бедно – а кое-кто и отлично – и ладно. Только Долгова стонала и чуть ли не плакала из-за четвёрки. Вот уж нашла из-за чего так убиваться! Мне бы четвёрку, я бы прыгала, как Валовой.

Сама Кувалда бурчала, мол, написали средненько, последнее задание – как раз то самое, над которым я билась –­ почти все решили неправильно. Один Володя как всегда молодец. Безупречная работа.

Он сидел чуть наискосок, белоснежная рубашка так и маячила перед глазами. На слова Кувалды он никак не отреагировал, не шелохнулся, не издал ни звука. Зато Архипова скосила на него глаза и просияла, будто это её похвалили.

При всех я постеснялась спрашивать. Ладно, не при всех, при нём постеснялась. Подошла к математичке после урока.

– А почему у меня двойка? – спросила вполне себе спокойно. Без малейшей претензии. В тот момент я честно думала, что где-то налепила ошибок. Просто не понимала – почему нет ни одной пометки.

Кувалда уставилась на меня, как на душевнобольную.

– А ты сама не понимаешь? – наконец хмыкнула после затяжной, многозначительной паузы.

Я мотнула головой.

– Тут ведь нет ни одного исправления.

Я в подтверждение своих слов открыла тетрадку со злосчастной контрольной, сунула ей, но она даже не взглянула. Только снова хмыкнула, а потом вдруг заявила:

– Ты, Ракитина, дурочку из себя не строй. И из меня тоже. Думала, спишешь контрольную у Долговой и никто не догадается?

В первый момент я опешила от такого обвинения, потом уже возмутилась:

– Я не списывала!

– Ну ещё бы.

– Но я правда решала сама.

– Ты ещё и нагло лжёшь! Да я сама видела, своими глазами, как ты Долгову тыркала, – повысила голос Кувалда.