Книга Дни гнева, дни любви - Роксана Гедеон

Он нежно поднес мою руку к губам. Этот жест тронул меня больше, чем я рассчитывала, и мне вдруг почему-то самой стало досадно, что до Сент-Элуа еще так далеко. Кристиан был очень хорош в любви – такой нежный, внимательный, терпеливый. За прошедшие дни я достаточно в этом убедилась. И, хотя голова моя по-прежнему не кружилась от любви к кузену, я чувствовала, что привязываюсь к нему все больше и больше. Я стала так неосторожна, что даже не задумывалась о том, что могу иметь ребенка.

Кристиан уже отъехал на несколько туазов, и я, чтобы догнать его, хлестнула Стрелу. Мы снова поскакали – очень быстро, в полный карьер, так, что я едва успевала уклоняться от летевших мне в лицо веток. Очертания странной хижины мелькали среди деревьев. Несомненно, это был дом лесника. Я остановила лошадь совсем рядом у ограды, и Кристиан помог мне сойти на землю.

Во дворе хижины какая-то женщина разводила огонь, девочка лет пятнадцати, видимо ее дочь, замешивала густое коричневое тесто. Одеты они были бедно, в одинаковые суконные юбки, передники и белые чепцы. Рядом покуривал трубку бретонец лет пятидесяти, облаченный в обычные для этих мест козий мех до пят и деревянные башмаки с железными подковами. У него было темное, жесткое лицо, чуть искривленный набок нос и глубоко посаженные блестящие глаза.

– Кто вы? – спросила я бретонца на местном наречии. – Вы лесник? Егерь?

– Я лесник, мадам, – произнес он, снимая шляпу, – мое имя Жан Коттро.

– И у кого вы служите?

– У его сиятельства. И у его дочери.

– Стало быть, у меня?

Лесник выпустил целую тучу дыма.

– Так вы и есть наша сеньора? Я кивнула.

– Матерь Божья! Очень давно мы вас не видели, мадам. А что, его сиятельство тоже вернется?

– Принц хотел бы вернуться, но это не от него зависит. Лесник пригласил меня в дом. Я прошлась по двору, с любопытством разглядывая жилище.

– Это моя жена, Жанна, и дочь Франсина… Франсине только четырнадцать.

Прежде чем я успела опомниться, мать и дочь по очереди поцеловали мне руку.

– Вам тут хорошо? – спросила я, обращаясь к леснику.

– Мы всем довольны, мадам. Здесь нам всего хватает.

– Скажите, Коттро, а Сент-Элуа в целости? Его никто не трогал?

Лесник покачал головой.

– Хвала пресвятой деве, нет. Здешние люди еще помнят Бога. Мы все слушаемся священника, а он, конечно же, запрещает делать то, что делают парижане. Оттого в Париже и жизнь пошла такая скверная. Это кара за грехи. Мы – люди простые, мы привыкли, что главный на небе – Господь Бог, главный на земле – король, главный в Бретани – наш сеньор, принц. Если бы новые власти не трогали нас и не забирали наших сыновей в армию, мы бы и дальше жили так, по-старому, без всяких бед.

В его темных глазах полыхнул огонек ярости.

– У вас много сыновей? – спросила я.

– Четыре сына и три дочери. У других бывает и больше.

– А где сыновья? Сверкнув глазами, он ответил:

– В лесах.

Сказав это, Коттро очень энергично запыхтел трубкой, словно пытался этим унять свой гнев. Здесь не любили новых веяний, это я поняла. Здешним крестьянам, фанатичным католикам, не нравились гонения, начинающиеся против неприсягнувших священников.

– А Франсина? – спросила я, желая сменить тему. – Девочке, наверное, трудно вот так, в лесу. Она скоро станет взрослой. За кого же она выйдет замуж в этой глуши?

– Мы все под Богом ходим, мадам. Как он распорядится, так и будет.

– Хотите, я возьму ее в Сент-Элуа? – предложила я. Лесник улыбнулся:

– Спасибо за милость, ваше сиятельство, но что наша Франсина будет там делать? Она не привыкла к роскоши.

– К роскоши? Она красивая девушка. Ей не место здесь. Жан Коттро почтительно мне поклонился.

– Франсина – глупая девчонка, ваше сиятельство. Мы и мечтать не смели, что она окажется в замке.

– Так вы согласны?

– Мы все сделаем так, как вы прикажете, мадам.

Они обступили меня полукругом, громко и наперебой благодарили, целовали мне руки и подол платья. Я была очень смущена.

– Ну довольно, довольно! – воскликнула я, вырываясь. – Пусть Франсина придет сегодня вечером в Сент-Элуа… Ей найдется там работа.

Покинув жилище лесника, мы больше никуда не сворачивали, держа курс на запад. Узкая дорога петляла среди солончаков, поросших по краям высоким донником; когда лес стал совсем редким, перед нами открылось поместье.

Это была усадьба Крессэ. Сейчас старый замок – обветшалый, осевший – производил жуткое впечатление. Как я могла не замечать раньше этих мрачных серых стен, заросших почти повсеместно диким виноградом и плющом, этого глухого болота за замком? Раньше это поместье казалось мне лишь грустным и загадочным. Теперь… Я даже передернула плечами. Нет, только очень мрачный человек может жить в таком месте! Парк превратился в дремучий лес, дорожки заросли терном и сорняками. Печальным и злосчастным казался этот замок.

– Просто воплощение средневековья, – вдруг отозвался Кристиан. – Удивительное место. Вероятно, герои романов Уолпола и мадам Радклиф обитали именно в таких замках.

Я промолчала, в душе полностью согласная с ним. Мне даже казалось странным, что кто-то, как я знала, купил это сумрачное поместье с торгов.

В Сент-Элуа мы ехали молча. Я не проронила ни единого слова, думая о том, что было бы неплохо, если бы Шарль, этот малыш, настоящий наследник виконта, получил замок назад. Как хотелось бы купить Крессэ! Я даже чувствовала себя слегка обязанной сделать это. Но наше финансовое положение было просто плачевно. Паулино говорил, что к концу года мы не соберем и ста пятидесяти тысяч – и это после миллионного годового дохода, к которому я привыкла. А еще налоги, а еще долги другим банкирам. Долги-то, в отличие от доходов, не уменьшаются. Марию Антуанетту просить мне будет стыдно. Она и так мне много дала. А если попросить отца, он наверняка откажет. Ограничится тем, что скажет: приезжайте в Вену, там у вас будет все.

Во дворе Сент-Элуа меня ждали Жанно, Шарло и Аврора. Дети полукругом обступили меня, щебетали, как птички, рассказывая о путешествии в карете и своих новых друзьях. Я заметила, что даже смуглый Шарло уже почти не дичится. Он хорошо вырос за последние месяцы, но казался очень неуклюжим, как медвежонок. По моим соображениям, ему было лет семь, не больше.

– Слушаются ли они вас, мадемуазель Валери? – спросила я у гувернантки. – Может, вам нужна помощь? Справиться с тремя детьми трудно.

– Нет, мадам, – заявила она сдержанно, – я вполне справляюсь со своими обязанностями.

– И все же сегодня вы получите помощницу. Вечером в замок придет некая Франсина Коттро; она еще почти девочка, но вы быстро ее всему научите. И у вас будет больше свободного времени.