Книга Брак во спасение - Диана Гамильтон

Они прекратили всякое общение, не испытывали даже гнева, и Клео чувствовала, что вскоре ей придется отвечать на вопросительные взгляды Мег. Экономка обожала их обоих, особенно Джуда, и, если даже она и не заметила холодка в их отношениях — а это только слепой и глухой мог не заметить, — она прекрасно знала, что они спят в разных спальнях и что Джуд каждый день уходит из дома в восемь утра и возвращается не раньше полуночи.

Рано или поздно Мег не удержится и спросит, в чем дело. И что она ей ответит? Клео устала гадать. Вряд ли она расскажет Мег всю правду — что Джуд застал ее полураздетой на полу с Фентоном и что он считает ее беременной от Фентона!

Мысль о ребенке заставила ее встрепенуться и высвободила чувства из тяжкого, гнетущего заточения. Когда-то она надеялась сделать свой брак счастливым, надеялась, что ее любовь пробудит в нем ответное чувство. Но эта надежда мертва, и глупо даже мечтать оживить ее. Думать надо о младенце, который должен родиться. А какому ребенку будет радостно в доме, где родители почти не встречаются и неделями не удостаивают друг друга парой слов?

Необходимо или разъехаться, или развестись. Все равно что. А если Джуд не согласится, ей придется взять дело в свои руки. Уехать из дома, и как можно скорее.

Придя к такому выводу, Клео оставалось лишь дождаться мужа. Он, очевидно, предупредил Мег, что к ужину не вернется. Насколько Клео знала, он еще ни разу не проводил ночь вне дома. Но, когда часы пробили два, Клео начала думать, что все когда-нибудь случается в первый раз. И только она это подумала, как услыхала стук двери и его шаги — он ступал тяжело, шаркал, словно был до предела измотан. Или пьян.

Еще сутки назад она могла бы встретить его, надев маску мрачного безразличия. Но теперь она словно вырвалась из тюрьмы, ожила, и обида терзала ее с новой силой. Все долгие томительные часы ожидания его безмолвный, суровый призрак стоял перед ее глазами. Но ей предстояло встретиться с Джудом лицом к лицу — с ним, столь горячо любимым. Вопреки всему ее любовь осталась жить. Этого он не смог в ней убить.

Неверными шагами она двинулась в переднюю, чтобы перехватить его там; устало проведя рукой по волосам, она сказала:

— Мне надо с тобой поговорить.

— Прямо сейчас?

В этот поздний час передняя была освещена слабо, но Клео разглядела морщины у его глаз и рта, темную щетину на подбородке.

— Боюсь, что да. Это нельзя откладывать.

Она вернулась в гостиную; сердце гулко стучало. Она была почти уверена, что он, презрев ее просьбу, пойдет к себе наверх. С таким изможденным видом ему только свалиться в постель и проспать целые сутки.

Но, обернувшись, она увидела его позади себя; он продел палец в узел галстука, ослабляя его. Глядя, как он плеснул бренди себе в бокал, она впервые спросила себя, с кем он проводил все эти вечера.

Вопрос испугал ее. Голова наполнилась предположениями, думать о которых она не хотела. Ревность оказалась страшной, мучительной бездной.

— И так?

Ни капли живого интереса. Клео почувствовала себя глубоко уязвленной. Как будто она — нечто настолько несущественное, что и замечать не стоит, разве только по крайней необходимости.

Он не отрываясь осушил бокал, и она злобно прошипела:

— Неужели нужно напиваться как свинья?

Черная бровь приподнялась, словно присутствие Клео было только сейчас обнаружено, отмечено про себя и — сочтено несущественным. Он отвернулся, чтобы снова наполнить бокал, и холодно проговорил:

— Нужно? Разве тебе не все равно, что мне нужно?

— Нет! — выдохнула она. — Не знаю. Я больше ничего не знаю, кроме одного. — Она глубоко и прерывисто вздохнула, стараясь вернуть самообладание. Достучаться до него она не могла, его чувства были для нее закрыты. Это нужно было принять как факт и постараться взять себя в руки, иначе он догадается, что ее сердце вновь заполняется болью. Если ей удастся сохранить достоинство — это уже что-то. — Так больше продолжаться не может, — ровно сказала она. — Какой смысл в таком браке, как наш? В доме царит молчание: ты почти не разговариваешь. И дома почти не бываешь и ничем не объясняешь свое отсутствие. В таком доме нельзя воспитывать ребенка.

Клео села: она была слишком утомлена, чтобы стоять; бесконечная усталость смотрела из ее бездонных глаз. Джуд выговорил с расстановкой:

— Ах да. Ребенок. — Его взгляд блуждал по ней, словно в поисках новой жизни. — Мы не должны забывать о ребенке. — Он подошел к остывшему камину, и его голос зазвучал так горько, что к ее глазам подступили слезы. — Я его усыновлю, дам ему свое имя — мой он или Фентона. Но взамен я требую не начинать бракоразводный процесс в ближайшем будущем. Через несколько лет мы снова обсудим ситуацию.

Клео оцепенела. Она чувствовала, что одно слово или движение — и она взорвется. Итак, он хочет, благопристойности ради, чтобы она формально оставалась его женой еще несколько лет. Она оказалась в ловушке этого ставшего фарсом брака, и до ее чувств никому не было дела. Затем Джуд прибавил, словно у него все давно уже было решено:

— Однако ради сохранения спокойствия нас обоих будет лучше, если большую часть времени мы будем жить раздельно. Отсутствие неизбежного в противном случае напряжения будет хорошо и для ребенка. Естественно, начнутся разговоры, — продолжал он тем же тоном судьи, — но можно будет объяснить, например, что ты уехала жить в деревню ради ребенка. Предоставь это мне, я все устрою. Я узнал от Фионы, — он метнул взгляд в ее каменное лицо, — что неподалеку от ее загородного дома продается усадьба. Я наведу справки.

— Наводи, — задохнулась она, словно услышав свой смертный приговор. Она сознавала, что оставаться с ним более не в силах, но и без него ей не жить.

Слезы навернулись ей на глаза. Но расплакаться перед ним, под его отстраненным, холодным чужим взглядом — никогда! Она с усилием встала, ноги едва донесли ее до дверей. Поле ковра никогда не было таким бескрайним, уединенная комната — такой далекой. Джуд оказался у двери раньше и распахнул ее со словами:

— Я постараюсь как можно скорее чтонибудь найти. Разумеется, я буду держать тебя в курсе, и ты всегда сможешь осмотреть любой дом и решить, подходит он тебе или нет.

Он умолк; сказанное им больше походило на словесную пытку, чем на обдуманное решение их наболевшей проблемы. Клео взглянула в его суровые, красивые, беспощадные черты, и внезапно море страдания в ее огромных дымчатых глазах превратилось в ядовитое пламя ненависти.

— Когда мы найдем, где тебе поселиться, я постараюсь иногда заглядывать к тебе, — безучастно прибавил он.

Клео вскинулась и прошипела, как дикая кошка:

— Не трать свое драгоценное время. Я и на порог тебя не пущу.

Пусть думает что хочет, решила она, проходя мимо него с высоко поднятой головой и пылающими щеками. В их разрыве она не видела ничего даже отдаленно напоминающего полюбовное решение супругов.