Книга Поцелуй зверя - Анастасия Бароссо

То, что было дальше, он запомнил на всю жизнь в мельчайших деталях — как запоминают самые яркие впечатления детства. И при этом навсегда осталось чувство, что все это происходило в действительности не с ним. Потому, что с ним этого происходить просто не могло!

Даже птицы разлетелись подальше от того места, где находился Белояр — так дики были его действия. Сначала он просто бегал на четвереньках по снегу — словно большая неуклюжая собака. Это оказалось неудобно, но встать на ноги чудилось немыслимым. Абсурдным. И — ненужным. Как не нужно было специально вспоминать наставления и уроки Медведя — они сами всплывали в памяти, будто грубо вырезанные узоры на деревянных дощечках Книги Велеса. Возможно, эти знания были в нем всегда, просто Медведь вытащил их из дальней, забытой полки, положив поближе, вот и все…

Постепенно движения его сделались скоординированными и даже ладными. Он мог на удивление быстро достигать мест, куда хотел попасть. А таких мест было много! Вдруг оказалось жизненно важным заглянуть вон за ту приземистую елку, сунуть туда лицо, не обращая внимания на мокрые колючки, вонзающиеся в кожу, жадно втянуть носом воздух в глубине ее ветвей. А потом сразу же — что подсказывало? — кинуться влево, вбок, одним прыжком оказавшись у белой пушистой кочки, из которой выскочил огромный заяц, испуганно помчавшийся в чащу.

Белояр исступленно захохотал, и смех вышел похожим на такой странный, нечеловеческий звук, что у него самого волосы на теле встали дыбом и что-то еще глубинное, угрюмое и правильное проснулось в душе. Задрав согнутую в колене ногу, он помочился под деревом, совсем чуть-чуть, потом под другим, третьим… Он стал вдруг различать чужие запахи, запахи таких же самцов, метивших когда-то эту территорию. Весь мир был простым и понятным, жизнь и смерть — одинаково нейтральны, не говоря уже обо всем остальном! В упоении он, оттолкнувшись руками от земли, упал грудью на шершавый, оледеневший ствол сосны и стал скрести по нему согнутыми пальцами, сдирая в кровь подушечки пальцев. Потом отпрыгнул от дерева, начав носиться кругами вокруг ритуального столба. Собственное дыхание оглушало, он слышал звуки, которых не бывает, чуял, как тают снежинки под его коленями, и видел, как в темноту чащи улетает сова.

Издалека, словно из нави раздались звуки бубна. А может, это стучало сердце в предчувствии великой волшбы.

Внезапно он остановился. Повел — сперва только глазами, горящими желтым светом, — вправо. А потом медленно повернул голову туда, где был вход в капище со стороны поселения. Белояр еще никого не видел, но ноздри его раздулись и затрепетали. Он еще не знал, кто это, но уже ждал в нетерпении, граничащем с судорогой, ждал жертву. Он слышал страх, исходящий от существа, предназначенного ему в добычу только потому, что он, Белояр, был хищником! Он на расстоянии чуял упоительный запах ужаса. Когда на границе поляны, очерченной круглым белым настилом, показалась фигура Бояны в расстегнутой, развевающейся полами дубленке, он задрожал. Ее поза и жесты выдавали страх, от нее исходили волны, которые пьянили сильнее, чем вид женского силуэта, мерцающего в свете луны. Белояр глухо зарычал. Почувствовав возбуждение такой интенсивности, что, отпрыгнув от земли, словно на пружинах, через секунду преодолев расстояние в несколько метров, он повалил ее. Он не увидел ни страха, ни надежды в серых глазах, зато с восторгом услышал сдавленный, покорный возглас, быстро перешедший в крик.

Когда он открыл глаза, перед лицом была только белая глухая стена, которая мешала дышать. Белояр лежал на животе, уткнувшись лицом в снег… Резко перевернувшись, он сел. Огляделся.

Облака стянулись к луне, оставив лишь маленькое окошко, готовое вот-вот закрыться. От столба отделилась человеческая фигура и стала медленно приближаться. Он узнал Медведя, но, услышав слабый стон сзади, обернулся. Бояна лежала навзничь, раскинув руки, согнув одну ногу в колене. Распахнутая дубленка открывала обнаженное тело, светящееся перламутром.

Тем временем Медведь подошел ближе. Резко поднял правую руку, и сталь блеснула ослепительным бело-синим лучом. Через мгновение нож воткнулся в снег наискось, рукоятью указывая на север. Медведь вонзил в Белояра такой же острый, стальной взгляд.

— Давай… — сказал он.

Но Белояр видел уже только тонкое лезвие, мерцающее в снегу. И не мог — даже если бы захотел — оторвать от него завороженного взгляда. Он всем существом тянулся туда, к тонкой грани, отделяющей его от него самого.

Это длилось не больше двух секунд, но для него они были равны вечности. В момент откровения он завис в воздухе над рукоятью, спружинив от земли. Иначе как смог рассмотреть в темноте все мельчайшие детали тонкой резьбы? Старик Велес в образе медведя…

Когда прыгнувшее существо твердо встало по ту сторону ножа, Белояр исчез, и исчезла луна за плотным слоем чернильно-серых облаков. Недалеко от жертвенного столба, у ног победно улыбающегося Медведя, широко расставив лапы, стоял огромный белый волк.

…Весь следующий день он спал. Без движения, без сновидений, ровно и глубоко дыша. На кушетке, покрытой мехом, в задней комнатке, отделенной стеной от жилища Медведя. Первое, что он ощутил, проснувшись, был аппетит. Вернее, разрывающий внутренности голод. Но еще более сильным оказалось желание выйти на свежий воздух. В доме Медведя всегда так топили, что даже за стеной пот покрывал тело, словно в бане.

Накинув куртку, Белояр вышел на крыльцо. Звезды уже мерцали в небе — темнело теперь в середине дня. Белояр постоял на скользких ступеньках, вдыхая всей грудью морозный воздух. Мир был другим. Краски стали ярче, контуры предметов четче, а жизнь — проще. Гораздо проще, чем ему всегда казалось! Как жаль, что он не мог понять этого раньше…

Сойдя с крыльца, Белояр шел по подворью, с наслаждением чувствуя каждый сустав, каждую мышцу, как вновь рожденный.

Сидящие у костра близнецы уважительно повернули головы ему вслед, он улыбнулся им, приветливо кивнув… И остановился. Навстречу двигалась высокая фигура Рьяна. Когда тот поравнялся с Белояром, привычно вскинув кудрявую голову, у вновь рожденного волка сама собой приподнялась верхняя губа и угрожающе сморщилась переносица. Рьян остановился, словно натолкнувшись грудью на невидимую преграду. И, молча сделав два шага назад, обошел Белояра, не отрывая от него глаз, полных испуга и повиновения.

Попросив еды на кухне, тот вернулся в натопленную комнатку. После трескучего мороза тепло было приятно. Он снял одежду, оставшись в джинсах, и босиком встал у маленького низкого окна, вглядываясь в темноту. За спиной заскрипела дверь, Белояр обернулся. В дверном проеме, в свете свечи стояла Бояна.

— Вот, поешь.

Девушка поставила на маленький стол миску с дымящимся мясом и кувшин. Схватив сосуд обеими руками, Белояр выпил залпом пол-литра кваса. Взял теплый хлеб, оторвал кусок, с наслаждением впился зубами в волокна вареного мяса.

— Рьян просто черный весь ходит, — сообщила Бояна. — С поджатым хвостом…

Сексуальность и насмешливость грудного, чуть хрипловатого голоса красавицы делали бы его обладательницу невыразимо притягательной даже без внешних достоинств.