Книга Время для жизни - taramans

Косов помахал руками, активно показывая на Таньку. Пара рывков изнутри комнаты и окно раскрылось.

- Чего Вам? Хулиганите? Я сейчас вахтера позову!

«Таньку, похоже, не узнали. Ну да… темновато все же!».

- Маш! Ты чего? Я вот соседку твою доставил. Сейчас нужно прикинуть как до койки ее поднять…

Сбоку раздалось бурчание Таньки, что она, дескать, сама «доставилась».

- Ты, Смелкова, совсем ослепла? Меня не видишь, что ли? – выразила недовольство Танька.

- А ты, Гордеева, рехнулась! Бродишь по ночам, как привидение! Вот увидит кто – будет тебе на орехи от комендантши!

- Так… ладно! Вань! Как мне туда попасть-то? – спросила подруга Косова.

- Ну… у меня одно предложение – хватаешься руками мне за шею, ногами – обхватываешь пояс и держишься покрепче. А я как мать-бибизьян… нет, все же отец-бибизьян медленно и аккуратно ползу вверх по решетке. Там вон… перехватываюсь, доползаю до окна, и ты уже, по мне – шмыг и в комнате!

- А мы с тобой… не рухнем? Нет… так-то ты – сильный! Но вот решетка эта…

- Да я проверил, вроде должна выдержать… Только ты держись покрепче!

- Ага… сейчас…

- Ну? Готова? Маш! Встречай нас там, наверху. В смысле – подстрахуй Таньку, чтобы не свалилась, когда с меня перелазить в окно будет.

Но пара попыток оседлать Косова, как Вакула черта, показала – что-то здорово мешается!

- Ну ты чего, Тань?

- Чего-чего… юбка, блин, узкая… Ноги раздвинуть не могу!

Косов не удержался от «шпильки»:

- Что значит ноги раздвинуть не можешь?! Ай-яй-яй! Это ж... самое важное умение для девушки!

Сверху послышался смешок.

- Ой-ой-ой! Какие мы юморные! Говорю же – юбка мешает… узкая. Сейчас, подожди… я юбку сниму! Поддержи меня, а то… могу упасть! – раздраженно бормотала Танька.

Сверху послышалось:

- Гордеева! Ты что, пьяна? Совсем, Танечка, с ума сошла?

- Да не пьяна я… ну… может только чуть-чуть…

Косов придерживал Таньку, поглядывал на нее, но больше смотрел наверх. Наверху сейчас было интереснее – Маша далеко высунулась в окно и наклонилась, пытаясь разглядеть ситуацию получше. И была она в халатике с запАхом… и халатик был не совсем… запАхнут!

А Танька? А чего Танька? Там пока смотреть было особо и не на что!! А здесь… здесь было явно видно – все побогаче и поинтереснее!

- Гордеева! Ты… ты что совсем рехнулась? – соседка едва слышно смеялась.

Танька замерла с юбкой в руке:

- Чего это я рехнулась? Ты же слышишь, я в юбке на него залезть не могу!

Косов чертыхнулся:

- То ноги у нее не раздвигаются! То залезть она на парня не может! А туда же...

Опять смешок сверху и чуть слышный шёпот:

- Да вы оба сумасшедшие!

- Ну! Чего стоим, чего ждем? Давай, хватайся. Сейчас же тебе ничего не мешает? Или мешает?

- На вот… юбку мою в сумку засунь, что ли!

Наконец-то Танька угнездилась у него на спине. Да крепко так… зараза! Бока сдавливает ощутимо. Ну конечно, ножки-то у нее накачаны – будь здоров! Вот бы шею еще так не давила…

- Скажи честно… Татьяна! Ты меня сейчас задушить хочешь? Что плохого я тебе сделал? Кроме того, всего хорошего… у-ф-ф… так… ногу вот сюда закинуть! Ага!

- Может я тебя задушить хочу… в объятиях любви! Чтобы ты, кобелина такая… Ик! Больше эту Рыжую… не драл!

«А смотри-ка… и держится крепко, и рассуждает еще что-то. Может и правда – не сильно уж и пьяна?».

- Ага! Рыжую… значит… драть нельзя… так она – первее же тебя была? Ну - познакомился-то я с ней раньше!

- И что, что первее… Ладно там… Елена. Я ее уваж-ж-ж… ува-ж-ж-аю! Вот! А Марго эта… сучка рыжая!

- Да? Вот нет в вас... этой... сестринской любви!

- Ха! А чего бы ей у нас быть-то?! - хмыкнула за спиной Танька, - Ладно… мой конек-Горбунёк… вези уж меня… в постельку.

Он полз медленно. Сорваться было бы уж совсем… водевильно! И сам не заметил, как оказался лицом к лицу… с Машей. Та с интересом так… разглядывала появившуюся в окне композицию. Хмыкнула:

- А ты ничего так… Симпатичный!

Сюда же посунулась из-за спины мордашка Таньки:

- Смелкова! Ты эта… на чужой каравай – рот не разевай!

- Ой-ой-ой… подруга называется! А забыла, как ты тогда с Хмельницким переспала? А ведь мы тогда с ним…

— Вот же язык у тебя, Машенька! Как помело! Не было у меня тогда ничего с ним! Понятно?

- Ну да, ну да… как же… А голые Вы вот здесь спали – не иначе как от неимоверной жары?

«Ой какие скелеты тут… в шкафах обретаются!».

- Машенька! Я вот… ничем тебе пока не пакостил… Может – пропустишь меня туда, в комнату? Или… как вариант – снимешь с меня эту красотку… полуголую? А то… представь – какую картину мы сейчас представляем оттуда… снизу и сзади!

Маша засмеялась тихо и заливисто, но отодвинулась:

- Въезжай уж… средство передвижения пьяных балерин!

Он… въехал. Было неудобно – окно оказалось узким, а Танька… Гордеева – да! Почему-то отказывалась слезать с него и далее передвигаться самостоятельно, мотивируя это абсолютно нелогично, что дескать – боится упасть! Так и пришлось… на карачках залезть в окно, а потом… изогнувшись… перелезть в позе креветки…на подоконник. А там, выдохнув, спуститься на пол.

- Ф-ф-у-х! – опустив съехавшую ему на грудь Таньку на кровать, он присел на подоконник.

- Что? Запарился ее тащить? – съехидничала Маша.

- Да нет… просто боялся, что она сорвется… или решетка не выдержит!

- Ва-а-а-нь! - протянула с кровати Танька.

- М-м-м?

- А может… ты не пойдешь никуда, а? Останься у нас. Вот ляжешь со мной на кровати, я к тебе приставать не буду. Честно-честно! Ну куда ты пойдешь, а? До утра точно никто сюда не заглянет. А утром Смелкова разбудит нас пораньше… Вылезешь через окно, да и был таков.

Упомянутая Смелкова как-то очень уж... с интересом разглядывала его. Это было заметно даже при столько скудном свете огрызка свечи, который Маша зажгла на столе, после завершения операции его внедрения.

Косов уставился в ее глаза в ответ, а потом – чуть высунул кончик языка и изобразил… «язычок змеи»! Ошарашенный вид Маши стоило бы запечатлеть для истории. Даже в полутьме было