Книга Последний еврей из КГБ - Борис Барабаш

– А кто был заинтересован?

– О! Опять – двадцать пять. Я же говорил. Повторить?

– Повтори. Я не помню, чтобы ты мне говорил. Может, хотел рассказать.

– Ладно. Повторю еще, раз такое дело. А то ты сама не понимаешь.

– Не важно, что я понимаю. Я – большой человек в этом деле. Ты тут главное.

– Да, да… Ну, смотри. Мы говорим о том, кто заинтересован в смерти Миши? Так?

– Да.

– Так заинтересован, во-первых, тот, кому он должен. Этот человек или люди, узнали, шё Мишка уезжает, т. е. проигранных денег не вернет, и решили его убить. За долги. Карточные долги – это страшное дело. Никто в этом деле не поможет. Должен – отдай. Не можешь – получи!

– Кошмар!

– Ну… Кошмар… Не в свои сани не садись, как говорится. Рабочий человек будет играть в карты? Да еще на деньги! Да еще на такие! Играют те, кто может рассчитаться, или те, кому они легко достаются. Такие, как Мишка. Земля ему пухом! Его папа долги оплачивал.

– Да… Бедный Мишка…

– Бедный Аксельман.

– Да… Но, я тебя отвлекла. Так кто еще мог быть заинтересован в смерти Миши?

– Это большой вопрос. Я думаю кто-то из государственных структур. Это же могла быть и месть Давиду Аксельману.

– Ну, а ты сам к чему больше склоняешься?

– Ни к чему. Мало я еще знаю об этом деле. Поэтому и пошел к Кобыльченко.

– А он чем может помочь?

– Он? Он мне может дать сведения по этим сволочам.

– Каким образом?

– Ну, ты прямо все хочешь знать! Все тебе расскажи!

– А если не все, так зачем вообще начинать?

– Этого я тебе не могу рассказать. Извини! Просто не могу. Скажу только вот что. Я Кобыльченко много чего сказал. Объяснил, шё мне надо, где и кого искать. Это уже такие детали, шё они вам ни к чему. Ты ж искать не будешь? А он будет. Точнее сказать, не он сам, конечно, но его люди. Это понятно?

– Понятно.

– Хорошо. Какие еще будут вопросы, товарищ начальник?

– Ой, перестань! Ты лучше расскажи, как тебя принял Кобыльченко, как он себя чувствует?

– Принял, как всегда, неплохо. Чувствует себя тоже неплохо.

– А как он вообще отнесся к теме разговора?

– Ну, он напрягся. Я это увидел.

– Не сказал тебе, что ты лезешь не в свое дело?

– Та не! Чего он мне будет такие вещи говорить? Мы это не обсуждали вообще. Раз я спрашиваю, значит надо.

– И до чего договорились?

– Договорились до того, шё он мне позвонит.

Кобыльченко позвонил через несколько дней. Папа пошел к нему, и когда вернулся, был возбужден. На мой вопрос «как там дела?», папа ответил, что я все узнаю вечером, когда мама придет.

Ждать пришлось долго. Мама пришла в тот день поздно. Конец месяца на швейной фабрике был всегда похож на конец света. Выполнение плана, отчеты, начисление зарплаты. Все решалось в эти дни. «Сумасшедший дом!», говорила мама. И она была права.

Папа не хотел даже начинать свой разговор. Он видел, что маме не до того. Она была с нами, но мысли ее были в цеху. И когда после ужина отец уже окончательно хотел переключиться на газету, мама спросила: «Ну что? Не звонил тебе Кобыльченко?» Деваться было некуда, и папе пришлось рассказать.

– Да, звонил, – сказал отец.

– Таки звонил?

– А чего ты удивляешься?

– Не думала, честно говоря.

– Чего?

– Думала, что он не захочет в это дело вмешиваться. Человек на пенсии. Зачем ему тебе помогать? Только может неприятности нажить на свою голову.

– Ну… Видишь…

– Да… Он молодец.

– Ты же еще не знаешь, что он мне сказал…

– Ну, в любом случае, ему спасибо. Мог бы вообще не позвонить. Так что он тебе сказал?

– Сказал много интересного. Я же его попросил вот о чем. Тебе я тогда не сказал. Посчитал, что тебе это не надо. Но теперь в двух словах надо рассказать. Я Кобыльченко в общих словах объяснил ситуацию.

– А он о Мишке не знал?

– Ну, как не знал? В Одессе есть такие, кто не знает? Знал, конечно. Он не думал, шё я к этому делу как-то причастен.

– Удивился?

– Не очень. Во всяком случае, я этого не заметил. Он меня тогда внимательно выслушал, и сказал, шё с моей стороны это очень благородно и правильно по отношению к Аксельманам.

– Так о чем ты его попросил?

– Я сказал, шё подозреваю в убийстве каких-то пацанов из ПТУ. По стилю. По свидетельским показаниям. Если не вычислю из числа учащихся ПТУ, возьмусь за старших школьников. Но думаю, все-таки, шё это из ПТУ. Кобыльченко мне ответил, шё это логично, но там народу много. Контингент в ПТУ учится своеобразный. Искать каких-то двоих во всех училищах, это все равно, шё искать иголку в стогу сена. Тогда я ему сказал, шё мне нужны не все, а только те, кто имеет приводы в милицию, или даже судимость. Таким образом, круг сужается.

– Что он ответил на это?

– Попросил пару дней. И, вот, сегодня позвонил.

– Ну, так я еще раз могу сказать: «Молодец». Спасибо нему!

– Да, спасибо. Но это еще не все.

– О! А что еще? Чувствую, что что-то не так, а?

– Ну, не то, шёбы не так, но есть некоторые новости.

– Говори.

– Как только Кобыльченко кого-то попросил дать ему такие сведения, тут же ему позвонили из областного управления милиции, и попросили подойти к начальнику уголовного розыска области.

– Ничего себе!

– Вот в этом все и дело!

– И что дальше?

– Он пошел. Что дальше…

– Так. Это уже интересно.

– Вот, вот. По его словам, там с ним мило поговорили. Все было вежливо и благородно. Но потом начальника угрозыска спрашивает: «А зачем вам такие сведения? Для кого?» Кобыльченко мне сказал, шё он про меня молчал. Сказал, шё это ему надо для своей книги воспоминаний. Тогда начальник ему заявляет, что по их сведениям, книгу он не пишет, а данные ему нужны не для него, а для… Как ты думаешь, для кого?

– Что? Назвали тебя?

– Назвали меня.

– Ни чего себе! Вот так номер!

– Да… Номер. Ну, номер… Я не исключал такую возможность. Просто сейчас перед Василием Ивановичем неудобно. Получается, шё я его подвел, использовал в темную, как говорится.

– Ну, да.

– Я ему об этом сказал.

– О чем?

О том, шё я извиняюсь, но ничего плохого не хотел. Тем более, я его сразу предупредил, шё могут быть какие-то осложнения у него.