Книга Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

А то, что наговорил ей сгоряча гадостей и мерзостей… Так именно что сгоряча. От усталости, от овладевшего им на несколько секунд чувства безысходности. Уж чего только Катя не наслушалась на своей работе от взрослых людей! Всё бывает. И нужно уметь прощать и забывать. Надо только четко разделять позицию и момент. Вот у отца – именно позиция, убеждение, принципы, поэтому его слова и то, что он сделал, выкинув дочь и зятя из своей жизни, никакому прощению не подлежат. А то, что наговорил ей по телефону муж, – отражение всего лишь тяжелого момента. И единственная правда, которая есть в его словах, состоит в том, что он безумно устал, а вовсе не в том, что он ее не любит и женился только по расчету.

Женя ушел в гости к однокласснику, у них сегодня какой-то онлайновый турнир, Светочка на занятиях в танцевальной студии, у Славика свободный день. Так редко получается провести пару часов вдвоем в тишине, просто посидеть рядом, помолчать или посмотреть телевизор.

– Кто звонил? – вяло поинтересовался Славик, когда она положила телефон.

– Тот журналист, с которым меня познакомили, я тебе рассказывала.

– Чего хотел?

– Сказал, что подумывает написать статью о нас. Если окажется по делам в нашем районе, то заедет поговорить, адрес спросил.

– А-а, – протянул Славик, – понятно.

Катя видела, что мыслями он где-то далеко, и ее ответы про журналиста его не сильно интересуют.

– Кать…

– Да?

– Я что хотел спросить… А как ты вообще узнала, что я ходил к Дмитрию Алексеевичу? Он сам тебе сказал? То есть ты с ним общаешься, а мне запрещаешь?

«Набрался храбрости наконец-то», – подумала Катя. В тот вечер, во вторник, вернувшись от Аллы Владимировны, Катя сказала мужу всё, что сочла нужным. Славик выслушал ее и облегченно вздохнул. Он так радовался, что обошлось, и не будет ни развода, ни разрыва, ни даже скандала, что счел за благо не затрагивать опасную тему и ни о чем не спрашивать. Но узнать все-таки очень хотелось. Несколько дней терпел, мучился, но сейчас, видно, решил, что можно спросить.

– Я с ним не общаюсь. Мне сестра написала.

– Сестра? Которая из? Старшая или совсем старшая?

– Совсем старшая, Людмила.

– Ты никогда не говорила, что вы переписываетесь, – с упреком заметил Славик.

– Мы не переписываемся. Она прочитала в интернете про наш аукцион, вот и решила написать мне. В первый раз. Отец им помогал, пока Людмила не стала взрослой, и делал это не сам, а через дядю Диму, так что Людмила с ним контачит. Он ей рассказал о тебе, а она – мне.

– Понятно, – снова задумчиво протянул он. – Ты ей ответила?

– Нет. Зачем?

– Как – зачем? – искренне удивился Славик. – Это же твоя сестра! Родная сестра!

– Всего лишь единокровная, – поправила его Катя.

– Да какая разница! Родной человек, старшая сестра!

– Я ее не знаю.

– И что? Так узнай. Напиши ей, расскажи о себе, подружись, пригласи в гости.

– Она живет не в Москве.

– Ну и что? Приедет. Или давай мы все вместе к ней съездим, познакомимся поближе.

Катя чуть отодвинулась от мужа, сняла с плеча его руку, потянулась к пульту, убавила звук телевизора.

– Ты что, Славик? Зачем тебе все это?

– Потому что это неправильно – отказываться от родственников, – с горячей убежденностью проговорил Славик. – Мы с тобой оба через это прошли. Я бросил родителей, но они алкоголики, которые сами первые бросили нас ради своей водки и вольной жизни. Я по ним не скучаю, с ними нам очень плохо жилось, но я скучаю по семье, понимаешь? Мне хочется, чтобы рядом были и младшие, которых я люблю, и старшие. Младшие есть, а старших нет. Ты не хочешь мириться с отцом, твоя мать вообще неизвестно где, и мы с тобой оба…

Он никак не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить, но Катя примерно догадывалась, что он хочет сказать. Они – сироты при живых родителях.

– У меня есть хотя бы Женька и Светочка, – продолжал Славик. – А у тебя совсем никого нет.

– У меня есть ты, – возразила она. Ее задело, что Славик назвал только брата и сестренку, а о ней, жене, даже не вспомнил, словно Кати нет в его жизни. Но обострять разговор ей не хотелось. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но Людмила – не вариант. Она злая.

– Откуда ты знаешь?

– Из письма видно. Она ненавидит отца и ищет себе соратников в этом деле. Я – пас.

– Ты тоже ненавидишь его, – заметил Славик.

– Я? Нет. Он меня оттолкнул, он так решил, и я это приняла. Моя жизнь сильно осложнилась, но ненависти к нему я не испытываю.

– Значит…

– Нет, – резко оборвала она, – не значит. Ненависти не испытываю, но и на поклон к нему я не пойду.

– А если он сам предложит? Захочет помириться? А, Кать?

– Не захочет и не предложит. А даже если и захочет, все равно после того, что было, помощь не приму. Я сама.

Подумала немного и поправилась:

– Мы сами.

Она посмотрела на часы и вздохнула. Пора идти за Светой, через пятнадцать минут занятия закончатся. Обычно девочку приводил брат, но сегодня его отпустили на весь вечер, до окончания турнира. У парня нет своего компьютера, так пусть хоть в гостях наиграется. Ничего, когда-нибудь все наладится, и у детей будет все, что нужно. Надо только верить в себя и в свои силы, не опускать рук, очень много работать и какое-то время потерпеть.

* * *

Дом, в котором жила Катя Волохина, был типичным «муравейником», многоэтажным и многоподъездным, но не элитным. «Хорошо, что сейчас субботний вечер, – подумала Настя, паркуясь на свободном месте, – народ на дачах, есть куда машину приткнуть». Они с Петром медленно прошли вдоль фасада, высматривая камеры. Не факт, что камеры работающие, но они были. В подъезд вошли вместе с юной парочкой, правда, для этого пришлось некоторое время подождать, кода домофона они не знали, а повода спросить его у Кати Петр вовремя не придумал. Поднялись на нужный этаж, тихонько подошли к двери.

Дверь тяжелая, стальная, современная. И замок современный, сложный, такой за несколько минут не вскроешь.

– Пошли, – шепнула она Петру, – я увидела все, что хотела.

В лифте можно было разговаривать, не понижая голоса.

– Тридцать лет назад не было ни камер, ни домофонов, в подъезд любого дома, кроме тех, где сидели консьержки, кто угодно мог войти без проблем и остаться полностью незамеченным. И замки у подавляющего большинства стояли типовые, простенькие. Человек, который легко справлялся с такими замками в восемьдесят седьмом году, вполне мог спасовать перед современной инженерией. Он достаточно осторожен и понимает, что даже если удастся вскрыть дверь, в ход пойдут камеры.