Книга Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вот и есть Эллор? – шепотом спросила Алера. – Вроде не слишком большой!
Элай покачал головой.
– Аль, ты чудовище. Эллор довольно большой, вот смотри: тот морок на дороге – в двадцати переходах восточнее Мошука, и Эллор тянется оттуда до самого моря.
Алера продолжала смотреть непонимающе.
– Ну, Аль, ты никогда карты в руках не держала, что ли?
– Держала, – надулась Алера. – Жрец все время ее совал всем в руки, и ею было удобно от солнца прикрываться.
Тахар прыснул. Элай закатил глаза.
– Мы сей вздох – в западной части Эллора, а чуть выше этой деревни, по лесу, проходит дорога, которой ездят в остальной Ортай торговцы, ну и прочие, кому туда надо.
Алера угукнула и отвернулась, стала разглядывать деревья. Они были здоровенные, широченные и зеленые, с густыми-густыми кронами. Ни одного сухого, мелкого или чахлого. Под ними стелились листья лопуха, а во дворах, отделенных друг от друга небольшими плетеными оградами, виднелись кусты бузины и плодовые деревья, не огромные, а самые обычные.
Дорога привела путников к высокому дому, выстроенному из обтесанных блоков диковинного белого камня. Ограды вокруг него не было, зато были стражи с луками, которые стояли в десяти шагах и всячески давали понять, что ближе подходить не надо.
Элай спешился как раз в тот вздох, когда из дома вышла пожилая эльфийка в чем-то длинном и струящемся – как догадались Алера и Тахар, это и была «Имэль, Старшая Эллора, она вещунья, всехняя мама и очень мудрая тетка, ее надо уважать».
Алера неуклюже сползла с лошади, встала около эльфа.
– Элай, – шепнул Тахар.
– М?
– Как называется эта деревня?
– Гаэлиакайэнь. Не пытайся повторить. И меня не проси.
Если бы любой уважающий себя ортайский художник попал в Эллор, он бы непременно сделал две вещи: дрожа от восторга, перенес на холст эллорское утро и незамедлительно умер счастливым, потому что ничего лучшего создать бы уже не смог никогда, и будущее для него потеряло бы всякий смысл. Потому что утро в Эллоре было переливчато-солнечным, травянистоярким, пронзительно-небесным, все это сияло и перемешивалось, грело и умиротворяло, звучало птичьими песнями, ласкало легким ветерком.
Это было невероятное утро, волшебное, безупречное, и Алера его возненавидела.
Во всех низеньких плетеных оградах были распахнуты настежь воротца, во дворах горели костры, вокруг сидели и ходили эльфы, весело перешучивались, перекрикивались, хохотали, напевали и подбрасывали в котелки листья: смородиновые, липовые, малиновые. Алера смотрела на эльфов с подозрением: по неуемному веселью можно было подумать, что вовсе не листья они там варят, но запах от котелков шел самый обычный, ароматно-травяной.
«Они готовят отвар, – думала Алера, медленно бредя вдоль улицы. – Эльфы собираются, готовят отвар, пьют его и веселятся. Похоже, они так делают часто. Похоже, они безумны».
Если у какого-нибудь двора ей случалось замедлить шаг или слишком внимательно посмотреть на собравшихся – оживление стихало. Эльфы глядели на Алеру настороженно, как в любой деревне глядят на чужака, даже когда знают, кто он и откуда взялся, и ожидающе, молчаливо спрашивая: как нам вести себя с тобой? Кислое лицо Алеры отвечало, что с ней никак себя не нужно вести, а лучше бы держаться от нее подальше и даже еще дальше.
Они были совсем другими, эти эльфы. Такие солнечные, такие сияющие. Довольные непонятно чем. Звонкие и веселые. Невыносимо просто быть с ними рядом, когда тебе вовсе не солнечно и не весело. Невыносимо думать, что всякий раз, когда Элай и Рань приезжали сюда, они ходили по этим улицам, улыбались этим эльфам… и эльфийкам! – и разговаривали с ними, и пили отвар, и вообще имели бесстыжесть находиться в этой звонкой солнечности, когда в Лирме по ним скучали друзья.
Алера угрюмой грозовой тучей проплыла по деревне и пошла дальше по тропе.
Лес, который начинался сразу за околицей, тоже был сияющим, волшебным и солнечным, но лес не раздражал так, как эльфы, и уж подавно не так, как эльфийки. Их переливчатый смех все звучал и звучал в ушах, звенел и заливался, и Алера во всем этом празднично-солнечном великолепии ощущала себя несчастным неловким поросенком, а рядом даже не было Тахара, чтобы привычно выхрюкаться ему в плечо.
Сумрачно бултыхаясь в осознании собственной неуместности, Алера добрела до небольшого пруда, оперлась спиной о ближайший ясень и грустно уставилась на рыбок, которые задорно плескались в изумительно прозрачной воде. Рыбки, конечно же, были безупречны. И вода была безупречна. Алера выругалась.
– Ты расстроена? – спросил нежный голос.
Разумеется, он был восхитителен, как весенний рассвет. Алера выругалась еще раз.
– Совершенно напрасно, – заявила Имэль. – Мы просто разные, и в этом нет ничего, что принижало бы тебя.
– Это вы так ласково сказали, что я всего лишь человек? – вкрадчиво уточнила Алера.
Старшая подошла – маленькая, тоненькая, свежая, как роса на цветке златочника. Седые волосы уложены причудливыми кренделями, поблескивают бусы из диковинных цветных стеклышек, по-доброму улыбаются большие карие глаза, окруженные солнышками морщинок.
– Это я так ласково сказала, что не нужно завидовать эльфийкам.
– Я не завидую, – буркнула Алера. – Я вовсе не хочу быть такой заливистой бабочкой, как ваши драгоценные девы. Просто они…
– Раздражают, – подсказала Имэль и подняла безупречную бровь.
– Не то слово.
Эльфийка прошлась туда-сюда, остановилась на бережку и принялась кормить рыбок – или для чего там еще с умильным видом рассыпают на воду пахучую труху?
Тут с носом Алеры случилось что-то странное – на вздох показалось, будто все утро пахнет этой трухой.
– Ты могла бы пообщаться с ними, Алера. И увидела бы, что с ними может быть интересно, что они дружелюбны совершенно искренне, а вовсе не для виду, что они совсем не ужасные, не самовлюбленные и не высокомерные, как ты, конечно, думаешь.
– Не-ет, что вы, – протянула Алера. – Я уверена, они оч-чень милые. И мы бы нашли ку-учу увлекательных общих тем. Какое платье надеть сегодня, какое хихиканье звучит милее, что означает взгляд того эльфа из-за угла соседского дуба…
Имэль улыбнулась и покивала малькам в пруду.
– А тебе, конечно, неинтересны подобные вещи.
Алера молчала. Имэль стала покачиваться: на носок, на пятку, обратно.
– То есть ты считаешь… Что ты считаешь? И что даешь понять этому миру?
– Чтобы он не думал, будто знает все на свете, – проворчала Алера. – Для начала было бы неплохо, как думаете?
Отсмеявшись, Имэль подняла ладони: