Книга Голова ведьмы - Генри Райдер Хаггард

С этими словами адвокат удалился к себе в контору, бормоча «как же тяжело!».

Когда Флоренс собралась домой, погода испортилась. Воздух стал влажным и холодным, море почти скрылось за плотной пеленой серого тумана. Все это не добавляло оптимизма сегодняшнему настроению. Вернувшись домой, Флоренс обнаружила Еву стоящей у окна в гостиной. Она являла собой воплощение меланхолии и смотрела на море.

– О Флоренс, как хорошо, что ты вернулась, я уже всерьез подумывала о самоубийстве.

– Вот как? Могу я поинтересоваться – с чего бы?

– Не знаю. Возможно, это дождь вгоняет меня в тоску.

– Меня лично – не вгоняет.

– Да, как и ничто другое – ты живешь в Стране Постоянного Спокойствия.

– Я делаю зарядку и содержу в порядке свою печень. Неудивительно, что у тебя депрессия, раз ты весь день сидишь дома. Почему ты не сходишь прогуляться?

– Здесь некуда пойти.

– На самом деле я понятия не имею, что на тебя нашло, Ева. Почему бы тебе не пройтись до утеса, или – постой! А на почте ты тоже не была? Я забирала письма для Дум Несс, и мистер Браун сказал, что и тебе пришло одно.

Ева ожила в мгновенье ока и поспешила прочь из комнаты прежним своим легким шагом. Одного слова «письмо» оказалось достаточно, чтобы существенно изменить картину мироздания…

Флоренс внимательно смотрела ей вслед. Когда дверь закрылась, она пробормотала:

– Скоро ты перестанешь прыгать и резвиться…

Сняв плащ, она заняла место Евы у окна и принялась терпеливо ждать. До почтового отделения было не более семи минут ходу, так что через четверть часа Ева должна вернуться… Сжав в руке часы, Флоренс ждала. Прошло 17 минут, когда открылась калитка, и Ева вошла в сад: лицо ее было серым от боли, она прижимала к глазам носовой платок. Флоренс снова улыбнулась.

– Так я и думала! – пробормотала она.

Из всего этого видно, что Флоренс была незаурядной женщиной. Она едва ли преувеличивала, говоря Эрнесту, что ее сердце глубоко, как море. Любовь, которую она подарила Эрнесту, была самым сильным чувством во всей ее энергичной и страстной жизни; когда любые другие характеристики и влияния рушились или забывались, лишь эта любовь незыблемо царила над всем, что заставляло Флоренс жить. И когда она обнаружила, что эта высокая и чистая любовь стала игрушкой для глупого мальчика, который целовал девушек, потому что это было для него так же естественно, как для утки – плавать, тогда бьющаяся в смертельной агонии любовь обратилась в свою противоположность: в ненависть. Однако женщина не ведает справедливости – и потому ненависть Флоренс не была направлена на один и тот же объект. Она могла бы отомстить только Эрнесту – но она все еще любила его столь же страстно, как и раньше. Месть была бы лишь эпизодом в истории этой страсти. Однако всю ненависть Флоренс выплеснула на свою ни в чем не повинную сестру, которая, как она считала, ограбила ее. Она была более сильной натурой – и она решила уничтожить слабейшего полностью. Сильная, как Рок, безжалостная, как Время, она посвятила этой цели всю свою жизнь. Флоренс знала: всё приходит к тем, кто умеет ждать. Она только забыла, что дольше всех умеет ждать Провидение – и потому именно оно всегда и выигрывает в самом конце.

Ева вошла в дом, и Флоренс услышала, как она медленно поднялась по лестнице в свою комнату. Она тихо фыркнула и прошептала:

– Бедная дурочка сейчас примется плакать над письмом, а потом откажется от Эрнеста. Будь у нее хоть капля смелости, она бы последовала за ним и постаралась скрасить его невзгоды – да заодно и привязать его тем самым к себе навеки. О, если бы у меня был такой шанс! Но шансы всегда выпадают глупцам.

Затем она поднялась наверх и немного послушала возле двери в Евину комнату. Сестра громко рыдала. Флоренс решительно распахнула дверь и вошла.

– Ну, Ева, ты уже сходи… Девочка моя, что случилось?

Ева, рыдавшая на постели, только отвернулась к стене и продолжила плакать.

– Да что случилось, Ева! Если бы ты знала, как глупо ты выглядишь.

– Ни… ни… ничего!

– Нонсенс! Из-за «ничего» люди не устраивают таких сцен.

Молчание.

– Послушай, дорогая моя, как твоя любящая сестра, я должна все же узнать – что случилось?

Голос Флоренс звучал повелительно, и Ева полубессознательно подчинилась приказу.

– Эрнест…

– Что – Эрнест? Он для тебя ничто, не так ли?

– Нет! То есть… да. О, все это так ужасно! Там, в письме! – Ева судорожно коснулась густо исписанного листка бумаги, лежащего рядом с ней на постели.

– Поскольку, как мне кажется, ты не в состоянии ничего толком объяснить, быть может, дашь мне это письмо, я прочту сама?

– О нет!

– Чепуха! Дай письмо. Возможно, я смогу тебе помочь.

С этими словами Флоренс решительно отобрала у Евы письмо, отвернулась и быстро пробежала его глазами.

Это было очень страстное, почти бессвязное письмо – короче говоря, именно такое, какое и мог написать безумно влюбленный юноша в сложившихся обстоятельствах. Флоренс хладнокровно дочитала письмо и аккуратно сложила его.

– Итак, Ева… судя по всему, вы с ним помолвлены?

Ответа не последовало, если не считать за таковой бурные рыдания.

– То есть ты помолвлена с человеком, который только что совершил ужасное убийство и бежал от правосудия?

Ева села на постели, прижимая руки к груди.

– Это не было убийство, это была дуэль!

– О да – дуэль из-за какой-то другой женщины, но это неважно, в глазах Закона это – убийство. Если его схватят – то повесят.

– О Флоренс, как ты можешь говорить такие ужасные вещи!

– Я всего лишь говорю правду. Бедняжка Ева… немудрено, что ты так расстроилась.

– Все это так ужасно!

– Полагаю, ты его любишь?

– О да, всем сердцем!

– Тогда тебе придется с этим как-то справиться – и никогда больше о нем не думать.

– Никогда о нем не думать? Да я буду думать о нем всю жизнь!

– Как бы там ни было, ты не должна иметь с ним ничего общего. У него кровь на руках, и он пролил ее ради какой-то дурной женщины.

– Флоренс, я не могу бросить его, ведь он попал в беду.

– Из-за другой женщины.

Лицо Евы исказила короткая судорога боли.

– До чего же ты жестока, Флоренс! Он всего лишь мальчик, мальчики иногда совершают ошибки. И любой может одурачить мальчика.

– Судя по всему, некоторым мальчикам тоже удается дурачить людей – даже тех, кто мог бы и лучше соображать.

– О Флоренс, что мне делать? У тебя такой ясный сильный ум, скажи – что мне делать? Я не могу, не могу отказаться от него!