Книга Маги, ведьмы, чернокнижники - Аня Сокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я склонилась к раненому, дыхание Риона было едва уловимым, лицо приобрело оттенок беленого полотна. Михей стал спускаться с крыльца… Вот тут-то они и появились, словно кто-то невидимый отдал команду. Сначала мы услышали шаги, приглушенные сухими листьями, потом нестройные, еле слышные голоса…
Я торопливо выпрямилась. За спиной щелкнула натягиваемая тетива арбалета.
Отблески огня заиграли на наших грязных лицах. Два десятка человек с факелами и топорами шли к нам с окраины поселка. Шли целеустремленно и молча. Это явно не торжественная встреча. Михей направил арбалет на первого мужчину, явного лидера этого народного ополчения.
Если он сейчас нажмет на спуск, одним хмурым лесорубом станет меньше. Плакать я не буду, но что делать с остальными?
— Что вам нужно? — спросил мужик, останавливаясь в десяти шагах.
— Всегда так встречаете мирных путников? — поинтересовалась, стараясь сохранить в голосе дружелюбие. Получалось плохо, мешал блеск топоров.
— Мирных? — Мужчина посмотрел на арбалет. Михей не пошевелился.
— Без оружия по дорогам ходят дураки и служители.[20] — Улыбка на моем лице напоминала балаганную маску. — С нами чаровник, пустите на постой, мы заплатим.
— Твои дины прокляты! — фальцетом выкрикнул молодой парень, стоявший во втором ряду.
Толпа одобрительно загудела. Мужик поднял руку, призывая к тишине.
— Кто из вас чаровник?
— Он. — Я ткнула пальцем в Риона. — Не поможете, умрет. Его учитель лично прибудет сюда для разбирательства. Он лучший действительный Вышграда, и вряд ли после его визита кто-нибудь из вас сможет взять в руки топор. — Мое и так невеликое человеколюбие было на сегодня исчерпано.
— Раньше нас маги визитами не баловали. Люди мы маленькие, необразованные, натворим чего, так в сердцах да по незнанию. Какой с дураков спрос? — Мужик прищурился. — Уходите. На все воля Эола: и жизнь, и смерть в его руках. А будете упорствовать, топоров на всех хватит.
Интересно, Рион здесь намеревался узнать что-то о Багряном лесе или поселков несколько?
Михей посмотрел на мужика, передал мне арбалет и взялся за сучковатые ручки волокуши. Мы сделали первый шаг под отчетливый стон Риона, второй — уже в выжидающей тишине. Арбалет оказался тяжелым, рукоять чуть скользила во влажных от пота руках. Я смотрела то на одного мужчину, то на другого, а они — на наконечник стрелы, перемещавшийся от лица к лицу. Еловые лапы с тихим шорохом заскребли по земле.
Толпа расступилась, сначала люди отходили неохотно, а потом все быстрее и быстрее, так вода расходится под носом лодки и тут же смыкается за ее кормой. Незнакомые лица, освещаемые бликами огня, казались мне «половинчатыми»: часть в темноте, часть на свету. Сейчас на нас смотрела тьма.
Каждый шаг сквозь толпу напоминал движения канатоходца, идущего по натянутой веревке и старающегося держать равновесие. Так и я ловила их взгляды, жесты, движения, переводя арбалет с одной фигуры на другую. Вот бородач во втором ряду чуть подался вперед, силясь рассмотреть лежащего Риона, вот женщина с вилами, что-то беззвучно шепчущая и поднявшая руку в отвращающем жесте. Рядом парень, кричавший о проклятии, его взгляд не отрывался от лица Михея.
В последнем ряду трое крепышей, неуловимо похожих друг на друга, чуть вышли вперед. Один едва не задел плечом Михея, второй сально улыбнулся, глядя на арбалет в моих дрожащих от напряжения руках. Третий плюнул на лежащего без сознания мага. Стрелок притормозил, выпрямляя плечи, но я не дала ему повернуться. Вцепилась в руку и потащила дальше, с трудом удерживая оружие в одной руке. Вряд ли смогла бы теперь в кого-нибудь попасть. И Михей позволил себя тащить. Одно дело, если парень струсил, другое, если пошел на поводу у испугавшейся девчонки.
Они остались стоять там. Переговаривались едва слышным шепотом, тихо трещали факелы. Я смогла нормально дышать, только когда мы миновали последний чуть покосившийся дом и вышли к широкой полосе вырубки. Усталость навалилась разом, словно мокрое покрывало из шерсти, душащее и пригибающее к земле. На опушке, или как там она стараниями местных теперь называлась, Михей остановился и тоскливо спросил:
— Куда теперь?
Впереди был лес, позади толпа с топорами. Мальчишка-маг не переживет этой ночи, и можно будет вздохнуть с облегчением. Тогда отчего же так хотелось завыть?
Я молча пошла дальше, вдоль темной, нависающей над вырубкой, полосы деревьев. Стрелок подхватил волокушу и двинулся следом. Ухнул филин, лес уже не казался непроницаемым. В пяти локтях впереди среди толстых стволов начиналась тропинка, не очень широкая, но и не звериная стежка, по ней ходили люди, нечасто, украдкой, но ходили. Села меняются, а в жизни таких, как я, все остается по-прежнему.
Не бывает деревеньки без травницы или целителя, во всяком случае, мне бы хотелось так думать. Кто-то должен лечить людей, а то перемрут ведь. А уж у лесорубов что ни день, то оттяпанный палец.
Волокуша проходила по тропе с трудом, Рион больше не стонал, черты мальчишеского лица стали резкими, кожа во тьме казалась грязно-серой. Михей снова остановился, чтобы передохнуть, я подставила плечо, он оперся, шумно дыша. Скоро нам придется остановиться, независимо от того, найдем ли мы ночлег и помощь. Нельзя идти вечно.
К счастью, тропинка закончилась раньше, чем силы. Деревья расступились, и мы увидели темный приземистый дом, стены которого поросли мхом и казались черными. Михей без сил опустился на землю рядом с Рионом, предоставив мне право договариваться с травницей.
К двери из потемневшего дерева вели три ступени. Всего три шага, и все станет ясно. Жизнь или смерть.
Я постучала, дерево было чуть влажным и словно распухшим. Никто не ответил. Эол, как же страшна ночь без чудовищ и нежити, ночь, заполненная всего лишь людским равнодушием.
И я сорвалась, хрипло рыча, замолотила по дубовой створке, не зная, чего хочу больше — сломать ее, выплеснуть отчаяние или достучаться наконец хоть до одного настоящего человека. В голове был кавардак, никаких идей, ни одной связной мысли.
Вот тут дверь и открылась. Настолько неожиданно, что я замерла с вытянутой рукой. Из темноты на меня смотрел древний сморщенный старик. Лесник? Отшельник? Знахарь? Цепляясь за соломинку, я скороговоркой, глотая окончания, произносила призыв:
— Прими ищущего, исцели страждущего, не откажи молящему в доме и в помощи.
Старик не проронил ни слова, горящая где-то за его спиной свечка создавала вокруг седой головы белесый ореол, как у сподвижников Эола. Или, скорее всего, уставшее воображение сыграло со мной злую шутку. Потому что все, на что меня хватило, это, глядя в его темные глаза с морщинистыми веками, попросить:
— Пустите нас, дедушка.
БАГРЯНЫЙ ЛЕС
У Пига мы прожили три седмицы. Его покойная жена была местной травницей, а он старшим над дюжиной лесорубов. Деда уважали и побаивались, считали колдуном, раз хватило смелости жениться на стриге. Он приютил нас, и, что еще важнее, помог. Одинокий старик — и егерь, и отшельник, и знахарь — всего помаленьку.