Книга Женщина в "Восточном экспрессе" - Люси Эшфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я бы не советовал. – Макс задумчиво потер подбородок. – Поймите, на данный момент сложилась крайне неблагоприятная ситуация, мы ходим по лезвию ножа. Британия пока удерживает контроль – в теории, но в реальности постоянно затеваются всевозможные интриги, чтобы нас выжить.
На долю секунды он встретился взглядом с Нэнси и вновь уставился на реку.
– Ваша кузина занималась опасным делом. Мне довелось с ней пересечься – правда, мельком, – когда она приезжала на раскопки. Меня впечатлил ее характер, ее решительность, но в то же время не покидала тревога о ее безопасности, учитывая, насколько сильны антибританские настроения.
– Значит, по-вашему, лучше ничего не предпринимать? – рассердилась Агата.
– К сожалению, да. Как я уже говорил, время сейчас опасное: грядут политические катаклизмы, и разумнее всего не вмешиваться.
Макс помедлил.
– Простите, что порчу впечатление… Здесь замечательно, правда, если никуда не лезть. Страна в переходном состоянии со всеми вытекающими последствиями, и все-таки вы непременно должны ее посмотреть. Так что, когда вы приедете в Ур? Мы о вас позаботимся, обещаю.
* * *
Макс оставил им расписание поездов и жестянку с вонючим желтым порошком от клопов, который нужно рассыпать по сиденью. Если бы он осчастливил их этим подарком ранее, они, возможно, и передумали бы, но Агата уже пообещала приехать в начале декабря. Это было самое интересное место во всей Месопотамии, и ей хотелось приберечь его напоследок.
Сразу после ухода Макса подали ланч. Нэнси заказала салат; к ее удивлению, Агата попросила то же самое.
– Я думала, вы возьмете жареного ягненка, – удивилась Нэнси.
– Как вы хорошо меня знаете! – Агата потянулась за приправой. – Да, я люблю поесть.
– Только не сегодня?
Мимолетная пауза.
– Я… я не очень голодна.
Глаза Агаты заблестели, она склонилась над тарелкой, сосредоточенно намазывая масло на булочку словно художник, наносящий мазки на холст.
– Я сразу поняла – что-то не так, – продолжала Нэнси. – Может, расскажете и вам станет легче?
Агата отложила нож.
– Ничего особенного, правда! По сравнению с вашими проблемами…
– Непохоже. – Нэнси наклонилась через стол и взяла ее за руку. – Вы чем-то расстроены, даже плакали!
Агата кивнула, утерев непрошеную слезу салфеткой.
– Извините, – пробормотала она. – Просто Арчи – мой муж – сегодня женится…
– О господи, Агата! Почему же вы сразу не сказали? Неудивительно, что вы расстроены!
– Я думала, что справлюсь – уеду за тысячи миль, и станет легче. Я оставила часы в номере, чтобы не смотреть на время, чтобы не знать… – Она закусила губу. – Он женится на девушке, с которой был в ту ночь, когда я подъехала к карьеру. Я бы и не знала – мне дочь написала, она хотела быть подружкой невесты…
Нэнси вдруг похолодела. По сути, ей рассказали ее же собственную историю, только с другой стороны. Неподдельное горе Агаты пролило новый, безжалостный свет на письмо, в котором Нэнси умоляла своего любовника оставить жену и дочь и бежать с ней в Багдад. Нахлынуло непреодолимое чувство стыда: ведь она ни разу не подумала о той женщине, о том, какая жизнь ее ждет. Она вдруг поняла, что одиночество с маленьким ребенком ничуть не лучше одиночества в ожидании ребенка. Кто дал ей право рушить чужую жизнь?
Багдад – пять недель спустя
В первый день декабря Агата проснулась до рассвета. Из комнаты Нэнси не доносилось ни звука. Она на цыпочках прошла в кухню, поставила чайник и вытащила из холодильника абрикосовый джем. Времени в обрез – вскоре за ней приплывет лодка и отвезет в разрушенный город Селевкию.
В прошедшие недели Агата испытала мощный прилив творческой энергии. За время поездки – вплоть до свадьбы Арчи – она не могла написать ни слова, зато в тот же вечер плотину в голове буквально прорвало, и хлынул поток идей. Фрагменты увиденного, нечаянно подслушанные разговоры сами собой укладывались в некую схему. Вскоре Агата начала предпринимать однодневные вылазки в соседние города и городки и уже успела заполнить материалом три блокнота. Вырисовывались сюжетные линии для двух романов: в одном дело происходило в «Восточном экспрессе», в другом – в Багдаде.
Сегодня она собиралась посетить древнюю столицу Вавилона, построенную Александром Македонским, а на обратном пути заглянуть в Альвию. Собственно, не столько заглянуть, сколько проплыть насквозь, мимо садов и теннисных кортов, оставаясь при этом незамеченной.
Наскоро позавтракав, Агата схватила сумку и шаль и выскользнула на веранду. Еще не совсем рассвело, и она осторожно спустилась по лестнице, ведущей прямо в воду: ступеньки обрывались внезапно – если не поберечься, свалишься в реку.
Долго ждать не пришлось: через пару минут на горизонте показалась гуфа. Конечно, это не круиз для высшего света: лодка была уставлена ящиками с фруктами, а единственное свободное место приходилось делить с козой, которая уже успела пометить территорию. Агата кое-как забралась в лодку, стараясь не наступать на катышки.
– Пожалиста, садись. – Сухонький араб указал ей на коврик, лежащий поверх мешка с зерном.
Агата устроилась поудобнее. Именно этого она и хотела: стать частью реки, как можно плотнее слиться с пейзажем.
На восточном берегу Тигра занималась алая полоска рассвета. Приятно плыть по реке ранним утром, когда впереди целый день волнующих открытий. В эти последние недели она чувствовала себя счастливее, чем за многие годы. Мысль о том, что надо возвращаться в Лондон, вызывала смешанные чувства. Ужасно хотелось повидать Розалинду, но ведь потом дочь вернется в школу, и квартира в Челси будет холодной и пустой… Нет, не сегодня! Осталось еще три недели, и совсем скоро – волнующее путешествие в Ур.
Интересно, что сейчас делает Кэтрин? В письмах она рассказывала, как работает на раскопках наравне с мужчинами, а по вечерам зарисовывает находки; как все встают с рассветом и трудятся допоздна: Леонард редко ложится раньше двух ночи, ему хватает пары часов сна. Не самый лучший рецепт счастливой семейной жизни, отметила про себя Агата.
Каково ей по вечерам сидеть за столом с Леонардом и остальными мужчинами? Можно представить, какие мысли проносятся у них в голове, когда они провожают ее взглядами, зная, что муж засиделся в кабинете, поглощенный мертвыми экспонатами… А Кэтрин – молодая и цветущая – о чем думает она, раздеваясь, расчесывая волосы, ложась в холодную постель?
Агата невольно представила себе худшее: Макс, при всей своей прямоте и приверженности католической вере, безумно влюблен в жену босса. Как еще объяснить его уклончивость в поезде? Если бы Кэтрин вела себя раздражительно, ворчала, придиралась по пустякам, его можно было бы понять, так ведь она оказалась прекрасной спутницей – разве что слегка властной.