Книга Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина - Анатолий Яковлев

Когда в январе 1684 г. Монмуту пришла повестка в суд как свидетелю по делу Джона Хампдена [218] , он бежал на континент, а год спустя, уже после смерти Карла II и возвышения Якова II, высадился с отрядом в Англии, объявил себя королем, был разгромлен и по приказу своего дяди казнен с особой жестокостью: несмотря на немалые деньги, переданные палачу, тому «не удалось» отрубить голову ни с первого, ни со второго раза, и лишь на пятый раз голова Монмута покатилась с плахи.

* * *

Подводя итоги дискуссии о датировке «Второго трактата о правлении», Дж. Милтон подчеркивает, что ни для одной из выдвигаемых гипотез нет «окончательных» свидетельств, которые достоверно подтверждали бы то или иное решение, поскольку не найдены ни рукопись «Двух трактатов», ни подготовительные материалы, ни какие-либо упоминания и следы в архиве Локка, в архиве Шефтсбери и в других архивах.

И все же в исследованиях iggo-х гг. удалось изменить главное – однозначную привязку «Двух трактатов о правлении» к «славной революции» 1688–1689 гг. Заслуга в расшатывании этой историографической догмы принадлежит прежде всего Ласлету, который, по-видимому, именно этого и добивался. В одном из своих интервью Квентин Скиннер вспоминает разговор с Ласлетом в 1962 г. Обсуждая с Ласлетом его книгу и научное открытие (новую датировку «Двух трактатов о правлении»), говорит Скиннер, «я был поражен тем, как он сам оценивает значение [своего открытия]. По его мнению, он показал, что трактат Локка был, по сути дела, партийно-политическим памфлетом. Ласлет считал, что, показав, каким образом он [трактат] вырос из частного политического кризиса, он понизил его в ранге, лишил места в каноне, поставив под сомнение его якобы внеисторический характер и особое значение. Насколько мне помнится, по его словам, он показал, что Локк не должен ставиться в один ряд с такими систематическими авторами, как Гоббс, в отношении которого подобного рода анализ невозможен» [219] .

Можно понять и Джона Кеньона, писавшего о весьма слабом знании и понимании политической мысли эпохи Вильгельма III и королевы Анны: «Политическая мысль того времени объясняется главным образом в соотнесении с сочинениями Джона Локка, дополняемыми иногда трудами Гоббса, Гаррингтона и Алджернона Сиднея. Предполагается, что политические лидеры виггизма после 1689 г. разделяли детально разработанную „локковскую“ идеологию, дающую народу право смещать королей согласно условиям Первоначального Договора. Трудно понять, почему тогда теории Локка столь редко упоминались на ранних стадиях революции, до 1692 г., и еще реже впоследствии. Трудно также понять, почему виговские политики, которых считают его почтительнейшими учениками, столь неохотно на него ссылались. Его ближайшим другом и патроном среди лидеров „хунты“ был Джон Сомерс. Однако во всех многочисленных политических памфлетах, приписываемых Сомерсу, его [Локка] имя называется всего один раз, и то по специальному поводу. Локк ни разу не упоминается в „Истории моего времени“ Бернета» [220] .

Стремясь опровергнуть одну догму, Ласлет и его последователи породили другую, почти однозначно привязывающую «Два трактата о правлении» к контексту «кризиса исключения». Стремление «отодвинуть» Локка на более раннюю стадию политического процесса, к «кризису исключения», освобождало от фигуры Локка контексты 1690-х гг., но одновременно, вопреки желанию Ласлета, не снижало его возможного значения как политического мыслителя. Если Ласлет стремился, следуя Де Мезо и Коллинзу, сделать из Локка фигуру, близкую к «скользкому политикану» Шефтсбери, то работа Ашкрафта, напротив, делала из него героя-революционера, наследника самых радикальных республиканских традиций. Такая интерпретация, по-видимому, стала для Ласлета неожиданностью. Новая датировка не дала необходимого эффекта, не сработала. Ашкрафт показал возможное значение идей Локка в контексте «кризиса исключения» и подготовки революции.

Неудача с датировкой на самом деле ничего не означала. Похоже, что «Два трактата о правлении» не сыграли приписываемой им политической роли ни в контексте 1690-х гг., как было принято считать ранее, ни в контексте конца 1670-х – начала 1680-х гг., как пытался показать Ашкрафт. И это несмотря на то, что части и фрагменты «Двух трактатов» соотносимы и с этими, и с другими контекстами.

Слишком многое указывает на то, что значение Локка как политического мыслителя принадлежит не его собственному времени, а следующей исторической эпохе. И это несмотря на то, что его фигура сегодня все чаще рассматривается не в контексте раннего Просвещения, а в ряду последних деятелей Реформации.

Кроме того, выявление исторических контекстов не равносильно определению роли политических идей и произведений. В этом смысле проект Ласлета по низведению Локка с пьедестала как таковой не выдерживает критики, хотя, с другой стороны, он стал исследовательской программой целого поколения локковедов. В результате работы этих историков в конечном итоге стало ясно, что «Два трактата о правлении» состоят из фрагментов, соотносимых с множеством контекстов в историческом промежутке 1668–1689 гг.

В ходе дискуссий о датировке был поставлен вопрос о структуре «Двух трактатов», прежде всего о том, насколько единым является это произведение. Несмотря на программный постулат Ласлета о существовании исходного единого произведения, его рассуждения основывались в том числе и на раздельной датировке «Первого трактата» и «Второго трактата». Из этого исходили и другие историки, пытавшиеся предложить иную датировку «Двух трактатов». При этом всегда держалось в уме, что существовала рукопись, в которую входила пропавшая «средняя» часть. Следующим шагом стала начатая Ласлетом раздельная датировка различных частей – глав и параграфов «Второго трактата», поскольку в отношении «Первого трактата» установилось общее мнение о его относительно единообразном характере и датировке, соотносящейся в основном с первой фазой кризиса «исключения» (1679–1680 гг.).

«„Второй трактат“, – пишет Дж. Милтон, – почти наверняка имеет более сложную историю» [221] . Далее он замечает, что на это соображение наводит история написания Локком других своих трудов, в частности «Опыта о человеческом понимании», первые наброски которого были сделаны в 1671 г., а публикация серьезно переработанного текста состоялась лишь в 1689 г. В окончательной версии «Опыта» временная неоднородность его различных частей незаметна, в нем нет, по выражению Милтона, «швов», и поэтому «любая попытка выделить различные текстуальные слои во „Втором трактате“ должна начинаться с анализа методов, которые Локк применял при его композиции» [222] .

Милтон делит все работы Локка на две категории. Первая – полемические работы , написанные относительно быстро (второе и третье «Послания о толерантности», два оправдания «Разумности христианства» и три письма Стиллингфлиту по поводу «Опыта о человеческом понимании»; сюда следует отнести также и «Первый трактат», хотя значительный промежуток между его написанием и публикацией оставляет возможность того, что некоторые его части были добавлены позднее).

Вторая категория —работы «конструктивные », писавшиеся долго, к которым, наряду с «Опытом» и «Некоторыми мыслями об образовании», принадлежит и «Второй трактат о правлении». Работы, писавшиеся долго , основывались на особом методе организации материала, состоявшем в использовании многочисленных записных книжек и других записей. Содержание последних, согласно придуманному Локком «методу ведения записей», было разбито на тематические единицы, в которые заносились мысли, приходившие Локку в голову при чтении различных книг, а также в ходе обсуждений и дискуссий с друзьями. Разговоры с друзьями он считал ключевым моментом в процессе выражения мысли. Записи Локка организованы таким образом, чтобы иметь возможность хранить информацию, а затем дополнять ее другой, не имея ограничений, накладываемых, например, линейным расположением текста в дневнике или в рукописи будущего трактата [223] . «С незначительными вариациями это тот способ, с помощью которого Локк написал все свои работы после „варианта А“ „Опыта“, и весьма высока вероятность того, что рукописи как первого, так и второго из „Двух трактатов“ были написаны аналогичным образом» [224] .