Книга От варягов до Нобеля - Бенгт Янгфельдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рослин получил свою «отзывную грамоту» с приказом короля ехать домой, испросил аудиенции у императрицы и в качестве прощального подарка получил «значительный алмаз», оцениваемый свыше 20 тысяч ливров. Екатерина хотела бы удержать художника при своем дворе, но «страх перед русскими и особенно имевшиеся у него в Париже обязательства» не позволили Рослину принять такое предложение. В августе 1777 г. он выехал из Петербурга, пробыв в этом городе два года.
Несмотря на жалобы в письме во французскую Академию художеств, нет оснований думать, будто ему было неуютно в российской столице. Он много работал и весьма охотно участвовал в жизни общества. И хорошо зарабатывал. Согласно современным свидетельствам, он сделал большие деньги на заказах и двора, и частных лиц. Так, например, один его коллега-француз в 1778 г. сообщал во французскую Академию, что «Рослин после двух лет работы в России увез домой не меньше ста тысяч ливров, чтобы потратить их во Франции». Однако, по мнению ГуннараВ. Лундберга, специалиста по жизни и творчеству художника, Рослин не назначал чрезмерно высоких цен — напротив, брал с заказчиков меньше, чем его коллеги: за большой портрет в полный рост Рослину платили 700 рублей, а поясные обходились в 300–400.
Однако за большой портрет Екатерины II он получил целых 10 тысяч рублей. Императрица заказала его в январе 1776 г., когда дала художнику аудиенцию. Это парадный портрет: императрица облачена в горностаевую мантию и при орденах; в ее правой руке скипетр. Густав Адольф Рейтерхольм рассказывает, что художник во время работы над портретом мог все ценное взять с собой в свою мастерскую: одежды императрицы, горностаевая мантия, ордена и регалии — все надевалось на манекен.
Выполненный Рослином портрет Екатерины реалистичен — она изображена приблизительно э своем истинном возрасте — и написан с психологической глубиной, необычной для парадного жанра. Привыкшая к более льстивому стилю придворных живописцев, таких как Ф. Рокотов, Дм. Левицкий и датчанин Вигилиус Эриксен, Екатерина сочла, что Рослин отобразил ее как «грубую шведскую простушку-кухарку». Поэтому на выполненных позднее копиях портрета заимствовались при сохранении фона лицо и фигура до пояса с картин других художников, преимущественно тех же Рокотова, Левицкого и Эриксена. Одну из этих копий императрица подарила Густаву III, который выставил ее в замке Грипсхольм, где она висит рядом с портретом самого короля, над которым Рослин работал во время его пребывания в Петербурге летом 1777 г. (см. главу «Граф Готландский и граф Хага»).
Ко времени отъезда из России Рослин написал сотню портретов и мог гордиться своей работой. «Осмелюсь утверждать, — писал он во французскую Академию художеств, — что я имел столь большой успех, о каком едва ли мог и мечтать; мне удалось достичь желаемого портретного сходства, и в мой адрес не было ни малейшей критики, — это ни с чем не сравнимое счастье, какого я едва ли мог ожидать».
Спустя десять лет в Петербург приехал еще один шведский художник — Беньямин Патерсен, родившийся в 1755 г. в Варберге на юге Швеции и получивший образование в Гётеборге; помимо этого, о ранних его годах известно мало. В 1784 г. мы сталкиваемся с ним в Риге, но неясно, как и когда он туда прибыл. Через три года он в Петербурге, и в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 22 января 1787 г. можно было прочесть следующую заметку:
«Здесь, в Санкт-Петербурге, несколько времени пребывающий живописец Патерсен, который портреты и исторические пьесы масличными красками и карандашом рисует… Сим извещаем охотников до живописи, что он ныне живет в Погенполовом доме у Синего моста под № 154».
Патерсен написал довольно много портретов, в частности портрет Эммануэля Индрениуса, в 1783–1792 гг. бывшего пастором в приходе Св. Екатерины и затем главным пастором во Фредриксхамне (см. главу «Храм для поклонения Господу всего мира»). Однако наиболее прославили Патерсена созданные им виды Петербурга. В середине 1790-х гг. он получил от императорского двора первые заказы на городские виды и в 1798 г. был назначен придворным живописцем.
Делая карьеру в Петербурге, Патерсен поддерживал постоянные связи со Швецией и регулярно выставлял свои произведения на выставках Академии художеств в Стокгольме. По крайней мере однажды (в 1806 г.) он и сам съездил на родину. Первый показанный художником в Стокгольме портрет представлял жившего в Петербурге его соотечественника — горного советника Юхана Эрика Нурберга, ставшего крестным отцом старшей дочери Патерсена Марии при ее крещении в церкви Св. Екатерины, состоявшемся в 1795 г. Через несколько лет Нурберг вернулся в Швецию, где стал «управляющим механизмами» в Академии художеств. С 1807-го и до своей кончины, последовавшей в Петербурге в 1818 г., Нурберг руководил строительством ревельской гавани и за заслуги на этом поприще был произведен в чин действительного статского советника.
В делах шведской Академии художеств имеется запись о том, что упомянутый портрет найден обладающим «различными достоинствами» и что Патерсен может быть принят в члены Академии, лишь представив с этой целью какое-либо свое произведение. Живописное полотно «Вид на часть так называемого Летнего сада в С.-Петербурге» тотчас было одобрено Академией, и «русский придворный живописец Патерссон, урожденный швед» был принят в ее члены. В «Journal for svensk litteratur» («Журнале шведской литературы») за 1799 г. о вступительном произведении Патерсена сказано, что оно «весьма верно и выписано весьма тщательно, а кроме того, все на нем изображено лучше, чем это обычно видишь на пейзажах».
В опубликованном «Санкт-Петербургскими ведомостями» анонсе Патерсен представлен как живописец, «который портреты и исторические пьесы… рисует», однако помимо всего нескольких портретов и единичных жанровых картин (среди них выставленная им в Стокгольме под названием «Сидящий мужчина в русской одежде, торгующий спиртными напитками») мы не знаем никаких его живописных произведений в этих жанрах. Преобладающую часть его творчества составляют виды города — живописные, акварельные и графические.
В другом анонсе, помещенном Патерсеном в 1800 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях», речь идет именно о таких его произведениях: живописец Беньямин Патерсен, живущий «по Екатерининской канаве между государственным заемным банком и Кокушкиным мостом в Шаровом доме, под № 131», продает пять раскрашенных гравюр из серии на десяти листах с видами с невского берега. Листы, о которых говорилось, что они удостоились одобрения императора, стоили по 20 (на бумаге лучшего качества) и 15 (на обычной бумаге) рублей. Все десять листов были созданы и посвящены «Sa Majestd L’Empereur et Autocrateur de toutes les Russies» («Его величеству императору и самодержцу всех Россий»).
Шведский исследователь творчества Патерсена Ульф Абель полагает, что художник «совершил нечто совершенно уникальное», создав сотню видов Петербурга: «Никому другому не удалось изобразить разные части города столь тщательно, точно и вместе с тем художественно». Без городских видов Патерсена наши представления о Петербурге конца XVIII — начала XIX в. были бы значительно беднее.
Беньямин Патерсен оставался в Петербурге до самой своей кончины 23 июня 1810 г., когда в книге регистрации смертей прихода Св. Екатерины была сделана следующая запись: «Беньямин Патерсен, живописец и член Российской и Шведской художественных академий; женат, возраст 60 лет, родился в Варберге; скончался от грудной болезни». Патерсена похоронили за пределами города, в Тёнттёля (Тинтела) у нынешних Нарвских ворот, где находилось кладбище финского прихода.