Книга Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - Александр Шубин

Серьезный конфликт развернулся в Ивантеевке Московской области. Там с 1956 г. служил энергичный священник В. Решетин. Опираясь на сильный актив, он занялся реставрацией церкви, благоустройством ее окрестностей. Все бы ничего, но он еще и установил репродуктор, транслировавший на окрестности церковные службы, апеллировал к верующим в своих конфликтах с властями[220]. В мае 1959 г. священник предложил властям силами верующих отремонтировать дорогу к храму и сделать плотину. Местные власти отказали одобрить эту инициативу, и Решетин выступил перед верующими с возмущенной речью, «и вызвал этим кривотолки в адрес горсовета». Митрополит Николай решил перевести строптивого священника от греха подальше в другой приход. Но не тут то было — Решетин заявил верующим, что его переводят «за то, что он заботился и защищал интересы верующих». Актив стал слать телеграммы во все инстанции вплоть до Хрущева, дежурить у дома Николая, искать у Боровицких ворот Кремля встречи с Хрущевым. 21 января 1960 г. Николай уволил Решетина за штат. 22 января лидер приходского совета Найдина (бывшая учительница на пенсии) во главе «двадцатки» прибыла в Совет по делам РПЦ и заявила, что если решение об увольнении Решетина не будет отменено, «может подняться вся Ивантеевка»[221]. Конфликт удалось уладить с большим трудом, обеспечив бесперебойное проведение служб.

Сам митрополит Николай вскоре попадет в аналогичную ситуацию. Уже в феврале 1959 г. он откровенно говорил членам Совета, что в связи с начавшимся «наступлением на Церковь» отказывается посещать дипломатические приемы. Напряжение между Церковью и государством росло.

В 1958–1959 гг. развернулась также борьба против паломничества к святым местам. Главный удар этой кампании наносился не по Православию, а по Исламу. Для советских мусульман, которые могли разве что мечтать о паломничестве в Мекку, поход к святому месту, находящемуся в СССР было своего рода заменой хаджа. Многотысячные массы паломников, собиравшиеся в святых местах, производили на чиновников впечатление чего-то неконтролируемого, чреватого национальным бунтом. Европеизированные чиновники чувствовали себя также, как колониальные — эти ритуалы были чужды им, а скопления народа они опасались. Национальный колорит, который диктовал более терпимое отношение к религии на Востоке (ничего с этим не поделаешь — это их национальная специфика), здесь играл уже против ритуалов, которые сочли опасными. Хотите совершать намаз — совершайте. Но больше тысячи не собираться.

Опасение вызывало и то, что на Востоке компартия не обладала монополией на умы своих членов. Так, на совещании в ЦК 1959 г. говорилось, что в Чечено-Ингушетии даже коммунисты и комсомольцы участвовали в паломничестве к могиле матери шейха «Кунта-Хаджи»[222].

28 ноября 1958 г. было принято постановление «О мерах по прекращению паломничества к так называемым „святым местам“». Просто разорить эти объекты было недостаточно — верующие их восстанавливали. Нужно было их как-то по атеистически обустроить. Святые места отдавали под хозяйственные нужды, учреждения отдыха. В некоторых случаях, особенно в Азии — создавали филиалы музеев. Официально принимались решения благоустраивать родники, хотя в то же время это запрещалось делать «кликушествующим элементам».

Задача стояла трудная — в Узбекистане было 144 святых места (почитаемые могилы, деревья, источники), в Таджикистане — 210, в Туркменистане — 42, в Казахстане — 20, в Киргизии-20, в Азербайджане — 61, в Дагестане — 70, в Татарии — 2, в Башкирии — 1. На Украине, не считая православных — 2, в Литве — 5, в Латвии — 4, в Армении — 6, в Грузии — 6[223]. Но массовое паломничество проходило лишь к нескольким особо почитаемым местам.

Православных святых мест было около 100. У 18 из них собиралось от 1 до 20 тысяч паломников[224].

В 1958-первой половине 1959 гг. закрыли 123 святых места (кроме православных), из них 62 в Таджикистане, и 2 на Украине[225].

В докладе председателя Совета по делам религий и культов при Совете министров СССР А. Пузина говорилось: «В некоторых таких „святых местах“ действуют проходимцы, которые занимаются „исцелением“ от болезней, отправлением религиозных обрядов»[226]. Они вели агитацию против ликвидации святых мест и за их восстановление, сами восстанавливали по мере возможности. В прессе развернули кампанию разоблачения «преступного прошлого и темные махинации шейхов, подвизавшихся в качестве священнослужителей»[227]. При ликвидации святых мест приходилось бороться с «кликушествующими» «святыми женщинами»[228]. В Туркмении были осуждены на 2 года шейх Ачил Шерманов и ишан Шукурла Сарыев, подвизавшийся у гробницы Булак Боба. Им инкриминировали двоеженство, знахарство и отказ отдавать детей в школу[229].

В деле борьбы со святыми местами атеистическая власть получила поддержку официального исламского духовенства СССР, которое давно конкурировало с авторитетными шейхами. А. Пузин с удовольствием писал: «В пропагандистской работе используется официальный документ „Фетва“, в котором Среднеазиатское духовное управление мусульман отмежевывается от паразитических шейхов и дает верующим толкование, почему не являются „священными“ места „Тахт-и-Сулеймания“, „Хазрет Айюп“, „Арслан-боб“ и „Шах-Фазил“»[230].

Среднеазиатское духовное управление мусульман приняло эту фетву в феврале 1959 г. 2 апреля 1959 г. эту инициативу поддержало Духовное управление Европейской части СССР и Сибири. В его фетве говорилось, что паломничество к святым местам (а не в Мекку) — «обман и большой грех перед Аллахом» [231]. Также фетва осудила бродячих мулл. В деле контроля за мусульманским клиром интересы советского государства и духовных управлений вполне совпадали.

Мухтасиб Юсупов в Пензенской области и мулла Мурадов в Камышлы Куйбышевской области отказались читать обращение Духовного управления о прекращении паломничества. Но это все же были исключения[232].