Книга Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени - Алексей Смирнов

Новгород встретил Бутурлина разгулом анархии, которую едва удавалось сдерживать уступками и обещаниями. Чернь, пролив кровь Ивана Салтыкова, требовала новых жертв. Вот-вот мог случиться бунт, благо горючего материала было предостаточно: двадцатитысячное население города возросло в пять раз за счет беженцев из окрестных крепостей и деревень. На площади, где когда-то висел вечевой колокол — символ новгородской независимости, увезенный царем Иваном Грозным после устроенного им новгородского разорения, — собирались толпы обозленных оборванцев, которым было нечем заняться и нечего терять. Лазутчики из соседнего Пскова, где установили власть террора стрельцы, призывали новгородцев последовать их примеру, бить бояр и купцов-толстосумов. У кого оставался хоть грош за душой — нес его в кабак. Новгород жил в пьяном угаре, от последнего нищего до лучших людей. Старый хозяин города воевода Иван Одоевский скрепя сердце уступил власть Василию Бутурлину, но примириться с этим не мог. Не было единства и среди прочих представителей городской верхушки. Одни оставались тайными приверженцами Владислава, другие мечтали о возвращении на престол Василия Шуйского, третьи обращали свои взгляды в сторону Швеции, надеясь получить царя из этой страны. К последним относился и Василий Бутурлин, убежденный, что приглашение на русский престол одного из сыновей короля Карла IX — Густава Адольфа или его младшего брата принца Карла Филиппа — спасет страну от католической опасности и прекратит схватку между боярами за власть. Руководители ополчения разделяли эти взгляды, надеясь, что новгородские силы, соединясь с Делагарди, смогут помочь в освобождении Москвы от поляков.

Четырехтысячное войско шведского полководца, медленно двигавшееся к Новгороду, могло оказаться и врагом, и союзником. В первых числах июня, когда шведы разбили лагерь в двадцати километрах от города, Бутурлин получил новые инструкции от ополчения: следовало уговорить шведов помочь против поляков, а за это, пока услуга не будет оплачена, можно обещать отдать в залог одну из пограничных крепостей. Бутурлин в частной беседе доверительно сообщил Делагарди, что и Новгород, и Москва хотят одного из королевских сыновей в цари, лишь бы было обещано сохранить православие. Со своими великими князьями, как считают русские, удачи у них нет.

Это предложение открывало заманчивые политические перспективы, однако камнем преткновения были инструкции Карла IX. Король, отличавшийся узким практицизмом, желал лишь увеличения своих земель и удаления России от Балтийского моря. В таком случае Швеция могла обогатиться на посредничестве в русской торговле с Европой. Делагарди передал Бутурлину королевские требования: Швеция хотела получить за свою помощь не только крепости, прикрывавшие подходы к Балтийскому морю — Ладогу, Нотебург, Ям, Копорье, Гдов и Ивангород, — но и Колахус на Кольском полуострове, что отсекало Россию от морской торговли с Англией на севере.

«Отдать половину земли! Русские лучше умрут!» — воскликнул Бутурлин, ознакомившись со списком шведских территориальных претензий.

Делагарди и сам считал, что чрезмерные аппетиты короля могут похоронить важное дело. На свой страх и риск он пообещал убедить Карла IX снизить требования. Пока можно ограничиться передачей в залог в счет оплаты за военную помощь Ладоги и Нотебурга. Король, как заверил полководец, благосклонно отнесется к русским просьбам, узнав, что одного из его сыновей московиты хотят видеть своим царем.

Переговоры закончились целованием креста о четырнадцатидневном перемирии. Русские обязались продавать шведам припасы по приемлемым ценам и не нападать на них. В стан ополчения под Москвой поскакал гонец за новыми инструкциями.

Ян Сапега, наступавший на Москву, в помощь укрывшемуся за стенами Белого города польскому гарнизону делал вождей ополчения — Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова — все более сговорчивыми. Сапега, сделавший карьеру в России в качестве одного из военачальников «тушинского вора», после его смерти с несколькими тысячами искателей приключений, среди которых были и польские шляхтичи, и русские казаки, занимался грабежами, выбирая, кому бы подороже продать свою саблю. Поначалу он держал нейтралитет в борьбе ополчения с поляками, и лишь обещание короля Сигизмунда заплатить ему из московских сокровищ за поддержку гарнизона Гонсевского заставило его прийти на помощь запертым в кремле соотечественникам.

16 июня 1611 года, через несколько дней после того, как Сапега разбил лагерь под Москвой, ополчение направило в Новгород письмо с согласием передать Ладогу и Нотебург в залог шведам в обмен на срочную помощь. Возможность приглашения шведского принца на русский престол вожди ополчения обсудят с Делагарди, когда он прибудет под стены Москвы. Но уже 23 июня, после первых стычек с Сапегой, лидеры ополчения направили в Новгород другой, совершенно неожиданный документ, скрепленный гербовой печатью Земского правительства. В послании руководителей ополчения Дмитрия Трубецкого, Ивана Заруцкого и Прокопия Ляпунова сообщалось следующее: «Все писанное чашником и воеводой Василием Бутурлиным, как и грамоты светлейшего короля и Якоба Понтуса, в переводе на наш язык, мы велели публично и всенародно прочитать; затем, взвесив все обстоятельства не наскоро и не кое-как, а заботливо, с обсуждением в течение нескольких дней, решили так: соизволением Всевышнего совершилось, что все сословия Московитского государства признали старшего сына короля Карла IX, юношу, обладающего исключительной ласковостью, благоразумием и авторитетом, достойным избрания великим князем и государем московитских людей. Это единодушное наше решение мы, вельможии граждане здешнего княжества, утвердили, обозначив свои имена»… В состав Совета Всея Земли входили, как гласит один из документов того времени «Московского государства разных земель царевичи, и бояре и окольничие, и чашники и стольники, и дворяне и стряпчие, и жильцы и приказные люди, и князи, и мурзы, и дворяне из городов, и дети боярские всех городов, и атаманы, и казаки». Хотя в составе этого своеобразного парламента не было знатнейших бояр — они или сидели с поляками в осаде в Кремле, или были пленены Сигизмундом под Смоленском, отправившись туда в составе посольства, — впервые после смерти Бориса Годунова решение об избрании царя принималось столь представительным собранием.

Ополчение, как сообщалось в письме, назначило по этому поводу посольство в Швецию, которое уже находилось по пути в Новгород. Шведскому королю вместе со старшим сыном, после проведения переговоров, следовало прибыть в Выборг, чтобы быть ближе к России. Посольству поручалось заключить договор с Делагарди о залоге, однако лидеры ополчения призывали полководца уговорить короля отказаться от территориальных претензий — это могло вызвать возмущение черни и помешать принцу взойти на престол.

Делагарди, получив это послание, пошел на большие уступки. Он согласился двинуться на Москву, пусть только новгородцы прежде передадут в залог Нотебург. Однако, как выяснилось, решение ополчения не было указом для новгородцев. В рассыпающейся без центральной власти стране бывшие удельные княжества вновь вспомнили о своей былой независимости, и Новгородское государство не было в этом отношении исключением. Нотебург входил в его подчинение, и жители Новгорода, главным образом чернь, не собирались отдавать шведам свою территорию по распоряжению странной власти, именовавшей себя Земским правительством. В стан Делагарди из Новгорода поехали новые делегации, снаряжавшиеся с одной-единственной целью: убедить шведов идти на Москву, не давая им ничего взамен. Делагарди просил заплатить войску, снизив свои требования до смехотворной суммы в 300 рублей, — но и этих денег город не выдал.