Книга Железная маска - Жан-Кристиан Птифис

Следует отметить малочисленность эскорта — всего три человека. Из всех заключенных Пинероля Эсташ удостоился самого немногочисленного сопровождения. Фуке и Лозен имели право на сто мушкетеров каждый. Монах-якобинец был переведен из Бастилии в Брон в сопровождении лейтенанта Леграна и шести стрелков, а от Брона до Пинероля — в сопровождении десяти солдат и одного офицера роты мсье де Сен-Мара. Пятнадцать гвардейцев архиепископа Лионского эскортировали графа дю Брея. Маттиоли арестовывали Катина, два офицера и четверо солдат. Помимо секрета, которым он владел, Эсташ Данже не представлял собою ни малейшей угрозы. Его смиренное поведение в тюрьме и его хрупкое здоровье не дают оснований видеть в нем молодчика, способного напасть на своих провожатых или сбежать от них.

Поездка в южную крепость осуществлялась достаточно быстро. В свое время шевалье де Сен-Мартен, перевозивший на перекладных монаха-якобинца из Брона в Пинероль, получил распоряжение крепко привязывать его на ночь. Константен де Ранвиль также рассказывает о поездке заключенного, аббата Антуана Сореля, которого сопровождали в Бастилию четверо солдат. Цепь, запиравшаяся на замок и пропущенная под животом лошади, связывала его ноги. Ночью один солдат спал рядом с ним, цепью привязав себя к нему. Подобные мучения предстояло пережить и Эсташу, совершавшему через всю Францию путь в ад.

В среду 21 августа эскорт капитана де Воруа достиг наконец города Пинероля, над которым возвышались пять башен крепости во главе с мрачным донжоном. Он был принят Сен-Маром, который в тот же день направил отчет Лувуа: «Мсье де Воруа передал мне из рук в руки Эсташа д'Анже (так!). Я тут же поместил его в надежное место на время, пока не будет окончательно подготовлена для него специальная камера. При этом я в присутствии мсье де Воруа сказал ему, что если он заговорит со мной или с кем-нибудь еще о чем-либо помимо его потребностей, то я всажу свою шпагу в его живот. Я не премину в точности исполнить ваши распоряжения».[170]

Воруа, должно быть, не мешкал в пути. Выехав из Дюнкерка 31 июля или 1 августа, он в тот же день прибыл в Кале, расположенный в десяти лье от него, взял Эсташа Данже и на следующий день или через день отправился в Пинероль, до которого надо было добираться не менее двадцати дней. В то время донжон Пинероля еще не имел настоящих тюремных камер. Если возникала необходимость посадить под стражу кого-то из военных или гражданских, то Сен-Map использовал в этих целях одну из офицерских комнат, имевшую хорошие запоры. Новую тюремную камеру с двойными или тройными дверями, через которые не могли проникнуть крики ее обитателя, устроили, вероятно, в старой и нездоровой нижней башне. 10 сентября Лувуа дополнил свои инструкции:

«Вы можете дать своему новому заключенному молитвенник и, если он попросит, какую-либо иную книгу. Вы можете разрешить ему присутствовать по воскресеньям и праздникам на мессе, которую служат для мсье Фуке, но только не в одном помещении с ним и так, чтобы он не имел возможности ускользнуть или поговорить с кем-нибудь. Вы можете также позволить ему, если он пожелает, исповедоваться три-четыре раза в год, но не чаще, за исключением случаев, когда он тяжело и опасно заболеет.

Мне донесли, что вы будто бы говорили мсье де Ла Бретоньеру, что вам должны прислать заключенного, и я очень рад, что это оказалось неправдой».[171]

Это письмо показывает, что Данже не был человеком самого низкого общественного положения. Большинство слуг в то время не умели ни читать, ни писать. Что же касается нашего, то он был грамотным, и Лувуа, который знал это, равно как знал и его набожность, разрешил давать ему церковные книги. Мы узнаём также, что заключенный исповедовал католическую религию. Каждое воскресенье Данже покидал свою камеру, чтобы присутствовать на мессе, что само по себе уже означало существенное смягчение тюремного режима, который, как показывает первое письмо, сначала предполагался очень суровым: позволяя ему присутствовать на мессе, даже и в сопровождении охранников, рисковали тем, что он заговорит с кем-нибудь или выкрикнет что-нибудь по дороге или во время мессы. Следует полагать, что высказанная Сен-Маром угроза убить его заставила узника помалкивать.

Напряженность вокруг него несколько ослабла. Священником, проводившим богослужение для Фуке, был аббат Риньон, который венчал Сен-Мара и Марию Антуанетту Колло в церкви Сен-Морис. Часовня, освященная в честь святого Георгия, находилась в северо-западной башне. Фуке мог там слушать мессу, находясь на балконе, закрытом решеткой и шторами.[172]

Мсье де Ла Бретоньер, о котором идет речь в конце письма, был королевским наместником при губернаторе Пинероля. Несмотря на то что Лувуа сообщил новость только маркизу де Пьенну, генерал-губернатору, он не сомневался, что она стала известна и его помощнику. Во всяком случае, письмо доказывает, что он был в курсе слухов, циркулировавших в цитадели, и что у него был информатор, которого Сен-Map не знал.

В начале сентября заключенный, прибывший из Кале, заболел и, похоже, довольно серьезно. Сен-Map, памятуя о драконовских предписаниях относительно безопасности, сделал запрос, можно ли позволить врачу осмотреть больного. Министр ответил ему, что нет каких-либо препятствий для лечения больных и для этого не нужны специальные распоряжения.[173]

Проходили месяцы. В марте следующего года Лувуа донесли, что с Данже разговаривали (по всей видимости, во время мессы). В донжоне уже несколько месяцев находился еще один заключенный, посаженный за попытку установить контакт с Николя Фуке, чтобы, как полагали, подготовить его побег. Злоумышленника звали Андре Марме де Валькруассан. Этот провансальский дворянин, бывший капитан полка Мазарини, верный друг свергнутого министра, осенью 1669 года прибыл вместе с Ла Форе, камердинером Фуке, и начал затевать заговор в роте вольных стрелков. Ла Форе сумел благодаря толстому кошельку внедриться в ее состав. Валькруассан же выдавал себя за слугу по имени Онест. Был установлен контакт с Фуке, которому удалось поговорить через окно со стражниками и передать им сообщение, нацарапанное на тарелке. Однако офицер роты вольных стрелков поднял тревогу.

Воспользовавшись суматохой, Ла Форе и Валькруассан сумели ускользнуть и добраться до Турина. Однако герцог Савойский Карл Эммануил II, который не мог ни в чем отказать своему царственному кузену, приказал арестовать их и выдать французам. Сен-Map, почувствовавший себя одураченным, был в ярости. Король уполномочил его вынести показательный приговор, и дважды повторять ему не было надобности. Сен-Map созвал военный совет и приговорил пятерых из числа своих подчиненных к повешению. Эта участь постигла и несчастного Ла Форе. Двое слуг Фуке, знавших о заговоре, были лишены своего жалованья. Признанный наиболее виновным из них, Шампань, несколько месяцев содержался в строгом заключении. Что касается Валькруассана, то он был посажен под арест до тех пор, пока Суверенный совет Пинероля не решит дальнейшую его судьбу. К сожалению, документы этого дела утрачены. Известно лишь, что его на пять лет отправили на галеры в Марсель, однако мадам де Севинье удалось смягчить суровость этого приговора, найдя заступничество у своего зятя, графа де Гриньяна, генерал-губернатора Прованса. Неизвестно, когда произошел инцидент с Эсташем Данже — до или после провала отважной попытки Валькруассана. Получив донесение от своего тайного информатора, Лувуа тут же сделал выговор Сен-Мару: