Книга Мир пауков. Живые мертвые - Колин Генри Уилсон

У этих исполинов были развиты телепатические силы, на их родной планете эволюция была коллективным усилием. На Земле же их развитие вскоре застопорилось, поскольку всего лишь впятером эти сверхсущества не могли создать достаточно мощное ментальное поле.

Выход у пришельцев был один: ускорив эволюцию некоторых других видов жизни, создать себе в них партнеров. Растения сделались гигантскими передатчиками жизненной энергии, рассылая ее волнами через землю. Все существа, способные к восприятию этой энергии, начали эволюционировать ускоренными темпами. Большинство высокоорганизованных животных на Земле – включая, увы, человека – стояли на слишком высокой ступени эволюции и не могли воспринимать вибрации. Насекомые, наоборот, оказались на редкость восприимчивы к этим волнам живительной энергии, и многие виды вскоре развились в гигантов. Самыми же восприимчивыми оказались некоторые разновидности пауков, они-то и заменили человека, утвердившись на Земле как господствующий вид жизни. Сознавая, что своим положением они обязаны живительной энергии, исходящей от исполинских обитателей Дельты (люди называли их растениями-властителями), пауки поклонялись этой силе как великой богине. Пауки и Найла чтили как некоего полубога из-за того, что он общался с богиней лицом к лицу.

Хеб Могучий, должно быть, был одним из самых ранних представителей пауков-гигантов, видно, потому и смотрелся карликом в сравнении со своими потомками.

И вот Найл задал вопрос, который не давал ему покоя с самого детства:

– Почему все-таки пауки стали врагами людей, вместо того, чтобы жить с ними в дружбе и согласии?

– То был не наш выбор, – ответил Хеб. – Во времена великой зимы многие мои сородичи были вынуждены ютиться по соседству с людьми. Встречаясь с нами, твои соплеменники неизменно нас убивали. Мы были бы рады жить в мире и согласии. Но уже задолго до того, как родился я, между людьми и пауками была непримиримая вражда.

Разворачивая теперь образы с нарочитой медлительностью, Хеб начал излагать историю истязаний и жестокости, от которой становилось дурно. Пауки уже при жизни Хеба начали удивительно быстро увеличиваться в размерах и набираться ума. Довольно странно, но многие люди относились к ним с уважением, считая, что убивать паука без дела не к добру. Но вот к увеличению в размерах стали относиться со все возрастающей тревогой. За редким исключением, мало кто из пауков выделял яд, способный умертвить человека; например, яд большого шерстистого тарантула – вид, к которому принадлежал и Хеб – не мог убить даже кошку или собаку. И как-то раз во время великой зимы от укуса шерстистого тарантула по трагической случайности погиб больной ребенок. Братом ребенка был не кто иной как юноша по имени Айвар, поклявшийся впредь убивать любого паука, какой попадется. Со временем Айвар стал великим вождем, известным своим соплеменникам как Айвар Сильный, но многим – как Айвар Жестокий. Именно Айвар покорил большинство своих соседей по междуречью, захватил самый крупный их город и перебил в нем жителей. Город тот он переименовал в Корш, что значит «твердыня», и за счет рабского труда обнес его мощными стенами и башнями.

Отдаленные земли к северу от Корша были гористым регионом, изрезанным глубокими лощинами; там шерстистые пауки в конце концов и обосновались. Питались они птицами, мелкими грызунами и земноводными. Живущие поблизости люди их не трогали. Но вот Айвар, подчинив себе и эти земли, проведал о Долине Пауков и решил, что мохнатую нечисть надо истребить. Проход в долину загораживали тенета, их уничтожили огнем. Айвар открыл подземный источник какой-то черной маслянистой жижи, горящей свирепым неугасимым пламенем и дающей едкий черный дым. Пауки, полагая, что в глубине пещер им ничего не грозит, сопротивления захватчикам не оказывали, но они слишком поздно поняли, как опасен удушающий черный дым.

Когда они порывались спасаться из своих пещер бегством, наверху их подкарауливали люди, одни из которых окатывали им спины черной жижей, а другие гнали на кусты, которые затем поджигали. Угоревшие, полуослепшие от дыма пауки были легкой добычей; к вечеру вся долина была завалена обгоревшими трупами. Боль и тоска умирающих, невольно передаваясь телепатией, сеяла панику и безумие среди живых. Пауки из соседних долин ушли на север, где все еще царила зима, и гибли там тысячами. Устроив это побоище, Айвар и снискал себе прозвище Сильного.

Хеб описывал все с такой достоверностью, что Найл, казалось, обонял паленую плоть и удушающий запах горящей нефти, видел своими глазами матерей со своим потомством, всмятку размозженных деревянными дубинками, или сожженных заживо людьми, кидающими пропитанную нефтью солому. Теперь не вызывало вопросов, почему пауки считают человека самой злобной и мерзкой тварью на Земле.

Жестокость Айвара обернулась против него самого. Развитие пауков уже до этого шло ускоренным темпом, скорбь и ненависть стимулировали теперь развитие силы воли. Сменилось несколько поколений, и яд сделался таким, что мог уже свалить какого угодно богатыря или лошадь, а сила воли могла заставить человека застыть на месте, пока введется яд. Айвар, разумеется, ничего об этом не знал, он был слишком занят, покоряя земли к востоку. Поэтому, проведав в основном от пастухов и погонщиков, что пауки возвратились в долины, он замыслил устроить еще одно побоище.

Загораживащие вход в долину тенета были сожжены, возле пещер свалены в кучу просмоленные дрова. Сам Айвар, гарцующий на могучем вороном жеребце, готовился отдать приказ зажигать костры. Люди, держа в руках зажженные факелы, замерли в ожидании сигнала. Но сигнала так и не последовало. Айвар уже собирался взмахнуть рукой, но тут лицо у него вдруг перекосилось от тревожного изумления, и сам он будто одеревенел. И те, что держали факелы, тоже почувствовали, что тела им будто сковало льдом. Даже самые сильные смогли разве что шевельнуться или моргнуть. Тут пауки ринулись из пещер, одновременно преградив выход из долины. Убегающим (многие люди еще могли двигать ногами) они кидались на спину и вонзали клыки в шею. Костры в этот день так и не зажглись. Вместо этого тысячу, а то и более парализованных жертв растащили по пещерам, где пауки мощными хелицерами сорвали с них одежду. Затем паучата пили теплые соки людей, а взрослые смаковали живую плоть. Айвар Жестокий протянул три дня. Веки ему проели так, чтобы он видел все до последнего момента. Говорят, сознание покинуло его лишь за несколько минут до смерти.

Так велико было сочувствие Найла смертоносцам, что описание людоедства он воспринимал безо всякого ужаса, было лишь удовлетворение от того, что злодеи получили наказание по заслугам.

– Ты был очевидцем тех событий? – поинтересовался он.

– Нет. Я появился на свет через сто лун (Найл посчитал, получалось лет примерно восемьдесят), как раз в эпоху правления Бакена Ужасного. Его воины вылавливали и убивали наших сородичей, чтобы заполучить яд, которым потом парализовывали на зиму скот.

– Но ведь твои сородичи к той поре развили силу ума, – перебил Найл, – так что им уже не приходилось бояться людей?

– К сожалению, это не так. Мои поданные были миролюбивы и доверчивы. Они единственно хотели, чтобы им дали жить без страха. Вот почему даже после победы над Айваром Жестоким мы ушли из долины, где было устроено побоище, и перекочевали в долины севера. Но двуногие горели жаждой мести и не давали нам покоя. Внук Айвара Жестокого устроил обвал, под которым оказались похоронены заживо тысячи самых отважных наших воинов. Мы отступили в развалины города меж горами и морем, надеясь обрести там покой. Но в ночь сильных ветров Скапта Хитрый устроил пожар, промчавшийся через город со скоростью грозовой тучи, и в нем опять погибли тысячи наших сородичей.