Книга Аттила - Эрик Дешодт

Аттила шел на Труа, который обогнул на том пути. Городом управлял епископ, будущий святой Лу — покровитель святой Женевьевы наряду со святым Германом, — которому было 68 лет (он доживет до девяноста шести). Он ждал Аттилу у ворот своего города, в окружении духовенства. Аттила остановил перед ним коня и попросил через Константа отойти и оставить ворота города открытыми.

Епископ стал его увещевать. Зачем Аттиле входить в Труа? Это мирный город лавочников и ремесленников, в нем нет гарнизона. Бойня ничего не даст. Епископ заявил, что готов вместе с клиром последовать за Аттилой, но просил смилостивиться над городом. Тут он опустился на колени и стал молиться.

Аттила немного подумал, потом сказал Константу, указывая на епископа: «Пусть встанет и следует за нами». И продолжил путь, не входя в город. Через несколько сот шагов он подал знак, остановился и отпустил прелата восвояси. Труа он не тронул.

От Труа гунны дошли до Арсис-на-Обе. Там они соединились с гепидами Ардариха, разбившими лагерь у слияния Оба и Сены. Аттила перешел Об и расположился в Шалоне и его окрестностях. В последующие два-три дня он расставлял войска, поджидая Аэция, передовые отряды которого должны были появиться с минуты на минуту. Ибо римлянин шел за ним со всеми своими силами. Мало того что он следил за отступлением гуннов через посредство союзников-багаудов, он преследовал их со всей своей армией, с разницей в четыре дня пути. Под Орлеаном Аэций сражаться не хотел, а теперь готов сражаться, неважно где.

Во второй части галльской кампании есть нечто парадоксальное, если не сказать нелепое. Получается, что хотя Аттила почувствовал себя под Орлеаном в такой опасности, что с точностью выполнил все советы Аэция, Аэций почувствовал, что утратит это преимущество, если позволит гуннам уйти и выбрать поле боя. Или же Аттила всполошился, неизвестно, из-за чего, — странный поступок для такого военачальника, как он.

Он тревожился, это факт. Неисправимый агностик сзывал к себе шаманов, гадателей, авгуров, колдунов и прорицателей, сопровождавших его орды, на великий праздник волхвования. Возможно, он не ждал для себя никакого откровения, но язычники, составлявшие подавляющее большинство его войск, с большим доверием относились к телодвижениям этих медиумов.

На главной площади Шалона несколько часов подряд состязались конкурирующие пророки, бессовестно злоупотребляя чужой доверчивостью. На фоне повальной истерии одни жертвоприношения и обряды следовали за другими, самые темные предсказания воспламеняли воображение, возбужденное запахом крови, экскрементов, костей и волшебных трав, которые сжигали, чтобы гадать по золе.

Пришлось отдать несколько резких приказаний, чтобы прекратить этот дурдом. После чего главные ясновидящие, в некотором смысле распорядители ритуалов, удалились на совещание и назначили своего представителя, который ответит на вопросы императора. Это был их старейшина.

Аттила задал только один вопрос:

— Можно ли меня победить?

— Это всегда возможно, — ответил старец, — но в ближайшем бою падет твой злейший враг.

— Мой злейший враг — это я сам…

Аттила знал это уже давно. Но у него нет права упражняться в остроумии. На данный момент враг — Аэций. Что бы там ни говорили, остается только ждать сражения.

Каталаунские поля

Гепиды Алариха, первыми прибывшие на место и вставшие там лагерем, выполняли роль часовых. Они раньше всех заметят приближение врага. Их задача — как можно дольше мешать ему переправиться через Арсис.

Однако они никого не увидели и были застигнуты врасплох. Франки Меровея (короля салических франков, сына или зятя Хлодиона Длинноволосого, основателя династии Меровингов и деда Хлодвига) налетели на них с топорами. Храбрые гепиды, лучше прочих солдат Аттилы обученные воевать сомкнутыми рядами, беспорядочно контратаковали и были порублены в куски. Полегло десять тысяч гепидов против двух тысяч франков. Это была первая бойня в так называемом сражении на Каталаунских полях, которое в Западной Европе веками преподносилось как спасительное для Запада.

Оправившись от шока, оба военачальника повели себя как разумные люди. Они объявили перемирие. Меровей не стремился истребить гепидов, ему было бы довольно, если бы они перешли в Арсисе обратно на северный берег Оба. Ардарих, которому, несмотря на потери, удалось выстроить прочную линию обороны к югу от Оба, предложение принял. Франки заняли их лагерь.

Ардарих с остатками гепидов направился к Шалону. Им навстречу попались остготские разведчики, потом мощный отряд гуннов, шедший на помощь. Ардарих им подтвердил, что франки на месте, а значит, Аэций с остальными тоже недалеко. Гунны остановились в ожидании приказаний.

Аттила пересмотрел свои позиции. Нужно заставить Аэция как можно больше растянуть свои войска, чтобы их ряды были неглубоки и их легче было бы прорвать.

Равнина, простирающаяся к югу от Шалона, была для Аттилы ключом к сражению. Он оставил ее за собой. Слева поставил Валамира с остготами, справа — Ардариха с гепидами. На крайнем правом фланге Берик присматривал за акацирами и гелонами.

Напротив них Аэций встал на левом фланге с галло-римлянами, лицом к гепидам. Центр он доверил бургунду Гондиоку и победителю при Арсисе, франку Меровею, которым помогали багауды и аланы Сангибана, а позади них поставил армориканцев, которые не позволят Сангибану уйти с поля боя (Аэций ему не доверял, да и Аттиле не следовало этого делать).

Правым флангом заведовали вестготы под началом старого короля Теодориха и двух его сыновей — непоседливого Торисмунда и осторожного Теодориха II.

Аэций считал, что Аттила поведет массированное наступление в центре против аланов Сангибана, который его предал. Он рассчитывал, что эта атака замедлится, когда дело дойдет до армориканцев, которые сумеют ее остановить. А в это время определенные подразделения вестготов, галло-римлян и франков отделятся от флангов, повернут на четверть оборота и нападут на них с боков, взяв в кольцо. Это был известный прием. Его применил Ганнибал в битве при Каннах в 216 году до Рождества Христова, сломал хребет римской мощи, но не сумел этим воспользоваться.

Аттила ринулся на Сангибана. Аэций ликовал. Но Торисмунд оставил свое место на правом фланге и бросился на гуннов со своей конницей, нанеся им такой мощный удар, что те побежали, хотя их никто не преследовал. Аттила обратился к ним с речью, побуждая вернуться в бой, писал Иордан через 100 лет после этих событий, приходя в возбуждение. Торисмунд удерживал занятую позицию. Оба Теодориха собирались присоединиться к нему.

Воспламенившись от речей своего императора и усиленные остготами, гунны повалили обратно, прежде чем вестготы начали свой маневр. Они опрокинули Торисмунда, смяли Сангибана, который едва успел убежать, и врезались в армориканцев, которые уже начали подаваться назад, когда Аттила заметил маневр Аэция, лично поворачивавшего левое крыло, чтобы напасть на него, в то время как оба Теодориха атаковали на другом фланге, а Торисмунд, оправившись, старался отрезать ему путь к отступлению.