Книга Любовь во спасение - Барбара Картленд

— Проклятие! — выругался он.

В его голосе не было жестокости, только отчаяние, которое вырвалось, казалось, из самых глубин его существа.

Девушка схватилась за поручни. Не сделай она этого, она бы упала на палубу. Внезапный порыв ветра спутал ее волосы, они упали ей на глаза, ослепив на какое-то мгновение, а когда она вновь смогла видеть, герцог уже исчез.

Клеона лежала без сна в своей каюте. Ее сердце шумно колотилось, щеки обжигала кровь. Девушка так явственно ощущала его губы, будто герцог все еще был с ней. Он пробудил в ней чувство, которое Клеона не осмеливалась назвать даже самой себе.

С того момента герцог избегал ее. Кавалькада, которая ждала их в Кале, оказалась почти такой же впечатляющей, как та, что привезла их в Дувр. Одна карета предназначалась им с герцогиней, другая слугам, да еще обнаружилось, что высокий фаэтон герцога ехал с ними на яхте.

— Мои лошади прибудут позже, — сообщил конюхам его светлость, когда они привели для этого легкого экипажа упряжку из трех великолепных гнедых цугом.

При виде них у Клеоны упало сердце. Значит, герцог поедет вперед, а они с герцогиней будут медленно и чинно плестись в карете позади. Девушка не ошиблась, но на этот раз они ехали одни. Графа ждала его собственная двуколка, запряженная парой лошадей, которые вызвали восхищение даже герцога и Фредди.

Они отправились в путь ярким солнечным днем, и, хотя им пришлось три раза останавливаться на ночлег, герцог всегда уезжал еще до того, как прибывала их карета, так он спешил добраться до Парижа раньше них. Это казалось абсурдным, но, сколько Клеона ни бранила себя, почему-то солнечный свет без него потускнел, а путешествие стало казаться утомительным, а не волнующим приключением.

Чем ближе они подъезжали к столице, тем желчней становилась герцогиня. Даже новый проезд через убогие предместья, норманнская застава с массивными дорическими колоннами, длинная четырехрядная аллея вязов, а за ней площадь Конкорд и консульский дворец Тюильри не вызвали у ее светлости энтузиазма. Единственное, что она изрекла:

— Крестьяне не должны спать в господских кроватях.

Но Клеону сам факт, что она в Париже, снова наполнил восторгом и предвкушением, с которыми она покидала Лондон.

Перед въездом в город граф оставил свою двуколку, которая все это время ехала рядом с ними, и, пересев в карету герцогини, начал рассказывать им о красоте Парижа, который чудом восстал из руин после революционного террора.

— Многие из дворцов прежней знати стали бальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, восхитят новые магазины с их шелками и бархатами, модной мебелью из красного дерева, сказочной бронзой и фарфором.

— Откуда вы все это знаете? — спросила девушка. Граф на мгновение растерялся.

— Я расспрашивал своих друзей. Они рассказывали мне о всяких новшествах. И моя семья писала мне о возрождении города, который я так люблю.

— Я-то думала, вы предпочли бы, чтобы все осталось так, как прежде, — съязвила герцогиня.

— Я стараюсь смотреть вперед, а не назад, — объяснил граф. — Поскольку Наполеон издал указ, что мы, эмигранты, можем вернуться и потребовать возвращения нашей собственности, я, например, готов простить и забыть.

— Надеюсь, вас не постигнет разочарование, — заметила герцогиня.

Считая, что было бы невежливо не проявить любезности к графу, который старался обеспечить им все удобства во время путешествия, Клеона спросила:

— А мы увидим Лувр? Я слышала, в его галереях множество всемирно известных картин и великолепных скульптур.

— Все награбленное, — процедила герцогиня. — Трофеи сотен битв. Любопытно, итальянцы будут осматривать их с тем же восторгом, на какой способны англичане?

Граф засмеялся.

— Боюсь, мадам, вы сегодня не в духе. Мне бы хотелось, чтобы вы по достоинству оценили новую Францию, но я не буду пытаться вас переубедить. Я предоставлю это самому первому консулу, ибо, как мне сказали в Кале, он и его жена весьма заинтересовались вашим прибытием в их столицу.

Рот герцогини скривился в циничной улыбке, но на этот раз она промолчала. Только когда они с Клеоной остались одни в элегантном особняке, приготовленном к их прибытию, ее светлость заметила:

— Мы приехали как частные лица, а с нами обращаются так, словно мы коронованные особы или по крайней мере послы дружественной державы.

— Вас это удивляет? — спросила девушка.

— Это вызывает у меня подозрения.

За дверью раздались шаги, и на пороге появился герцог. Его элегантный облик сразу заставил Клеону почувствовать, как непрезентабельно она выглядит после дороги. Почему-то у нее подпрыгнуло сердце, когда его светлость прошел по полированному полу и поднес руку бабушки к своим губам. Клеона наблюдала за ним, думая, как он красив и что рядом с ним любой другой мужчина показался бы незначительным.

— Добро пожаловать в Париж, бабушка, — говорил герцог. — Надеюсь, вы не слишком устали от долгого путешествия? Эти французы предоставили в наше распоряжение один из лучших домов в Париже. Полагаю, это производит на вас впечатление?

— Почему они это сделали? — резко спросила герцогиня.

Его светлость ответил не сразу, потому что кланялся девушке. Клеона сделала книксен, но подумала с внезапным беспокойством, что выражение его лица, обращенного к ней, было нарочито холодным и безразличным. Герцог повернулся к бабушке.

— Почему? — переспросил он. — По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.

— Чушь, — отрезала старая леди. — Я английская герцогиня. В Англии это пока что-то значит. Но я не могу взять в толк, почему эти выскочки и революционеры должны благоговеть перед листьями земляники. Если я еще не выжила из ума, это один из дворцов Бурбонов. В прежние времена здесь селили только особ королевской крови.

— Времена изменились, — постарался успокоить ее герцог. — Наполеон на все троны Европы посадил членов своей семьи, так что особы королевской крови будут здесь редкими гостями. А самое высокое положение после них занимаете вы, бабушка.

— За этим что-то кроется, — твердо заявила герцогиня, — и я бы хотела знать что.

Герцог ничего не ответил, но нахмурился. Потом неожиданно прошел к двери, выглянул наружу, снова плотно закрыл дверь и вернулся к бабушке.

— Послушайте, мадам, — сказал он, понизив голос, — и вы тоже, Клеона. Отнеситесь внимательно к тому, что я говорю. У Фуше, начальника полиции Бонапарта, повсюду шпионы. Где бы что ни происходило, каким бы обыденным ни казалось, обо всем докладывается ему. Мне говорили, что даже корзины для бумаг обыскиваются по утрам.

— Что французы ожидают услышать от нас? — спросила Клеона, опередив вопрос герцогини.

— Понятия не имею, — не глядя на нее, ответил герцог. — Я просто предупреждаю вас обеих. Все, что вы будете говорить и делать — я повторяю: все, что вы будете говорить и делать, — будет передаваться кем-то в этом доме или за его пределами в канцелярию министра полиции. Поэтому постарайтесь, бабушка, сдерживать свой язык. Каким бы добродушным Бонапарт ни казался гостям, он не терпит критики.