Книга Из смерти в жизнь…. Главная награда - Сергей Галицкий

У меня как командира батальона была определённая градация готовности рот. Наиболее подготовленной была 1-я рота. Состояла она почти полностью из срочников. Да и вообще в батальоне контрактников было всего человек пятнадцать. Ничего хорошего я о них сказать не могу. Эти взрослые парни быстро поняли, что это не то место, где можно без особых трудов и риска стать ветераном боевых действий и денег заработать. Поэтому они с самого начала старались оказаться в таком месте и положении, чтобы им не пришлось бы ходить на боевые выходы. Попросту говоря, выполнять боевые задачи они отказались. А когда мы попали в засаду, ни один из них не вызвался добровольцем идти нам на выручку. И сразу после нашего двухдневного боя почти все контрактники нашли места в первой уходящей машине и поехали увольняться. Но мне с ними было легче расстаться, чем с ними остаться. Доверия к ним не было никакого.

Командиром 1-й роты был капитан Сергей Маврин, по многим качествам — сильный профи. К моему решению, что первыми пойдут выполнять боевую задачу именно они, он был готов. Нам удалось дать матросам немного отдохнуть — часа два, максимум три. Ведь перед этим мы целый день совершали марш. Но это не очень помогло. И уже в начале движения я столкнулся вот с чем: по моей команде матросы заняли позиции в своих секторах. Но когда я оглянулся, то увидел, что многие, заняв позицию для стрельбы, просто спят. Бойцы вырубались от усталости чуть ли не на ходу. И у меня в голове сразу всплыли слова, которые на прощание мне сказал командир бригады: «Саша, самое главное в этой задаче — сохранить людей». А перед этим он меня спросил: «А матросы у тебя хотя бы чай попили?». Я сначала даже не сразу сообразил, о чём он говорит: мы же целый день были заняты сложным маршем и всем было точно не до чая. Не знаю, как матросы, но я и мои офицеры перед выходом точно ни поесть, ни попить не успели…

В пять утра наша усиленная рота начала движение. Начался маршрут с очень крутого спуска, приходилось даже использовать верёвки. Потом мы пошли вдоль русла реки. Но рекой она была только на наших старых картах, где даже её глубина вроде была обозначена, а на деле к этому времени она превратилась в ручеёк с отвесными скалами по бокам.

Боевой порядок я построил с учётом горной местности: разделил роту на три боевые группы, в состав каждой из которых входили саперы, разведчики, связисты и по три ротных пулемёта. Одна группа (возглавил её майор Золотарёв) совершила подъём на верх левого склона, другая под командованием ротного — правого. Склоны эти были крутые, скалистые, поэтому поднимались люди трудно. Но бойцы были подготовлены для действий в горах, и снаряжение у нас было. Поэтому, слава Богу, никто не сорвался.

Подъём и выравнивание длились часа два. Около семи утра мы выровнялись и двинулись вперёд. И почти сразу группа майора Золотарёва обнаружила схрон. Они заняли оборону, инженеры с миноискателями проверили подходы и сам схрон. Мин, правда, на этот раз не нашли. Схрон был прошлогодний, в нём лежали одежда и продукты. С собой мы практически ничего не взяли, уничтожили на месте.

А вот после этого схрона всё и началось. Схрон проверял я лично. Когда мы закончили с ним работу, стали спускаться вниз вдвоём с сержантом-разведчиком из разведбата. Он мне говорит: «Командир, посмотри налево, выше, на двенадцать часов». Я посмотрел — вижу бинокль. Расстояние до него было больше двух километров.

Я был на связи с временно исполняющим обязанности замкомандира бригады подполковником Владимиром Анатольевичем Белявским (из-за рельефа местности прямой связи с комбригом у меня не было). Доложил Белявскому о преодолении очередного запланированного рубежа и о бинокле, который мы увидели. Обратно от комбрига пришёл примерно такой ответ: «Александр, это простые пастухи. Их бояться не надо. Надо идти». Получилось, что этим своим докладом я дал командованию повод думать, что я волнуюсь или даже боюсь из-за того, что на меня кто-то смотрит в бинокль. И вообще вышло, что доложил я о такой мелочи вроде зря. (Когда раньше мы выполняли задачу в горном Дагестане на стыке границ Дагестан — Чечня — Грузия, то настоящих пастухов видели часто. Они действительно все были с биноклями. Однажды наш офицер, который к тому времени со своей бородой был сам похож на боевика, окликнул пастухов и с ломаным акцентом спросил: «Аллах акбар! Салям алейкум! Где тут эти русские свиньи?». И пастухи быстро и охотно объяснили ему, как нас найти…)

Через некоторое время «пастухов» с биноклями стало уже двое. Причём наблюдали за нами они в открытую, не стесняясь. (Потом мы узнали, что это со своего командного пункта наблюдали за нами боевики. Получилось, что мы зашли на их шахматную доску. Им просто было нужно довести нас туда, куда они хотели, то есть до того места, откуда им наиболее удобным способом можно было по нам ударить. Хотя, по большому счёту, удобно им было с самого начала и до самого конца.)

Когда мы подошли к месту, где по плану надо было совершать поворот, обе группы были наверху справа и слева. Место это было примечательное: вокруг три горы, русло реки раздваивается, а в центре — открытая площадка. В тот момент я и предположить не мог, что нам придётся вокруг именно этого места воевать целых двое суток…

Правая гора на картах была обозначена как высота 813.0. По плану мы должны были этой высотой овладеть, разведать и только после этого уходить в базовый лагерь. И эту высоту я точно не забуду никогда…

Одна группа осталась на левой горе, чтобы прикрывать наш подъём с южной стороны. Вторая группа по склону спустилась вниз и держала оборону с востока и запада. А я со своей группой стал подниматься вверх по боевому гребню.

Шли в таком порядке: инженер, разведчик, потом я. Шли мы очень аккуратно — к тому моменту как-то интуитивно всем стало ясно, что тут что-то должно произойти. Дистанцию соблюдали не менее пяти метров, как и положено идти в горах. Поэтому, когда мы оказались уже на середине склона, часть нашей группы только начинала подъём.

Разведчика, который шёл на острие боевого порядка со мной, я знал не очень хорошо: он был из разведбата. Идти ему было тяжело. (Когда раньше мы перепрыгивали через ручеёк, он споткнулся и во всём зимнем снаряжении плюхнулся в воду. Ручей был хоть и мелкий, но промок матрос основательно. Но времени остановиться, просушиться и поменять одежду не было. Поэтому только на коротких остановках ему удавалось что-то переодеть. И матросы, которые нашли схрон, дали ему оттуда трофейный бушлатик, чтобы хоть что-то сухое было на нём надето.) Чтобы хоть как-то подбодрить парня, я расспросил его, кто он и откуда, как оказался в морской пехоте. Он был из Москвы. Когда его призвали, попал в обычную московскую воинскую часть. Но он стал писать рапорты на командующего Береговыми войсками с просьбой перевести его служить в морскую пехоту. В конце концов его и перевели в Каспийск, в разведбат. Но он и тут стремился быть первым и почти сразу попал на отправку в Чечню.

Медленно продвигаемся вверх. И тут наш инженер наступает на противопехотную мину!.. Взрыватель сработал, а сама мина — нет. Отсырела, наверное. По тому, как он закричал, я подумал, что ему ногу вообще оторвало!.. Но его спас дедовский кирзовый сапог: в каблуках на сапогах стоят медные гвозди, которые и сыграли роль буфера. Частью взрывателя его сильно ударило, но он получил только сильный ушиб стопы.