Книга Обман - А. Брэди

На Адель тонкие бежевые носки и ортопедические сандалии. Она тоже вытянула ноги перед собой, положив одну на другую. Руки лежат на коленях. Ее костыль прислонен к соседнему стулу. В этом сиренево-розовом пушистом кардигане она напоминает бабушку из какого-нибудь комедийного сериала. Мне страшно интересно, почему же Ричард ее терпит. Почему он сделал для нее исключение?

Еще несколько пациентов заходят в комнату, усаживаются, и я начинаю:

– Всем добрый день и добро пожаловать. Сегодняшний сеанс мы начнем с обсуждения того, как мы продвинулись вперед и какого успеха достигли. У нас есть некоторые новые пациенты, которые пока еще даже не определились с целями лечения… – я упираюсь взглядом в Ричарда, но он не смотрит на меня, – и мне хотелось бы увидеть, на какой стадии выздоровления находятся наши ветераны.

По какой-то причине сегодня мне удалось заинтересовать практически всех, и я вижу сразу несколько поднятых рук. Каждый хочет высказаться.

– Да, пожалуйста, Дженни. Давай начнем с тебя, – говорю я и тепло улыбаюсь.

– Мои цели – воздерживаться от героина, что бы ни происходило, и принимать правильные решения в отношении мужчин. – Она выпаливает ответ отчетливо и громко, как будто говорит в мегафон. Дженни довольна, что у нее такие четкие цели.

– Какие решения в отношении мужчин ты принимала раньше? – спрашиваю я, поощряя ее продолжать.

– Неправильные. Вернее, это всегда было одно и то же неправильное решение. Я всегда совершала одну и ту же ошибку со всеми. Думала, что обязана им что-то давать. И не уходила, когда со мной плохо обращались, потому что считала, что сама не идеал и недостаточно для них хороша.

Я в полном восторге. Должно быть, Дженни посещала групповые сеансы для женщин, и теперь до нее дошло, что и она чего-то стоит. И она с радостью ухватилась за это новое знание.

Я снова бросаю быстрый взгляд на Ричарда – он смотрит на Дженни поверх очков. Потом замечает меня – и смотрит уже мне в глаза. Так, как будто он что-то про меня понимает.

– Кто следующий?

Еще несколько пациентов поднимают руки и делятся своими историями. Я все время исподтишка наблюдаю за Адель и Ричардом и вижу, что они одинаково реагируют на рассказы других – одобрительно кивают, делают недовольные лица, отворачиваются или отвлекаются, если история кажется им слишком банальной или выдуманной. Значит ли это, что они постепенно становятся друзьями?

– Адель, – вызываю я, нарушая их сплоченность или даже погруженность друг в друга. – Как насчет вас? Не хотите поведать нам о своих целях?

Разумеется, я наблюдаю за реакцией Ричарда. Он смотрит на меня настороженно и немного раздраженно, но не двигается и ничего не говорит.

Адель наконец обращает на меня внимание, судя по всему, раздумывает, отвечать или нет, а затем мягко, но решительно качает головой. Нет. Ричард видит это, поворачивается ко мне и победно, самодовольно ухмыляется. И к тому же еще поигрывает бровями. С таким же успехом он мог бы высунуть язык и поддразнить меня: «Няня – няня, бе-бе-бе!!! Догони!!!»

«Ну и пошел ты тоже, Ричард».

Он защищает ее – от чего, понятия не имею. Но когда сеанс заканчивается, Ричард передает Адель ее костыль и помогает встать со стула. Потом он медленно провожает ее до дверей, а в коридоре касается козырька кепки и галантно кланяется. Адель удаляется, шаркая ногами. Вечная загадка.

Я возвращаюсь в свой кабинет, думая о том, как же Адель удалось пробиться сквозь жесткую непроницаемую внешнюю оболочку Ричарда, и обнаруживаю, что кто-то подсунул мне под дверь записку. От тревожного предчувствия по спине у меня бегут мурашки, первое, что приходит мне в голову, – это отчеты психиатров из ДПЗ. Неужели мои тайны уже вырвались из-под замка и все они – в этой записке? Я осторожно поднимаю ее с пола.

Это лист с официальным логотипом «Туфлоса» – такую бумагу мы используем в принтерах, – сложенный в три раза, с клейким листочком внутри. Я разворачиваю записку, и он выпадает наружу. Оказывается, это от Дэвида. Написано толстым черным фломастером. «Нашел это возле твоего кабинета. Там было твое имя, поэтому решил, что это ты обронила. Никогда не оставляй такую информацию на виду. Ты же знаешь, что может прийти в голову пациентам». Он подписался большой буквой «Д». Я наклоняюсь и поднимаю маленький листочек. У меня в кабинете таких нет, это точно. Клейкая сторона давно стерлась; она запачкана черными газетными чернилами. На оборотной стороне – мое имя, домашний адрес и два разных маршрута, как добраться от «Туфлоса» до моего дома на метро. Это не мой почерк. И это не моя бумажка.

14 декабря, 19:11

Когда я возвращаюсь домой, Лукас ждет меня в квартире. Еще от двери я замечаю, что он уже пьян. На кофейном столике стоят несколько бутылок, все повернуты этикетками к дивану. На Лукасе рабочая рубашка и трусы. Остальная одежда кучей свалена на стул.

На губах у него следы красного вина, и я немного удивляюсь – на столе только пивные бутылки. Там же две пачки сигарет, обе открытые, и пепельница, набитая окурками. Лукас смотрит «Криминальное чтиво». Он не слышит, что я вошла, и я с силой захлопываю дверь – в качестве приветствия.

– Эй, детка! Где тебя носило? Я тебя жду! – Он поднимает руки вверх и размахивает ими, как будто его колышут волны.

– Разве ты не был сегодня на работе? Почему ты так напился? – Я бросаю ключи на консольный столик.

– Я не п-пьяный. Просто очень рад тебя видеть! Иди с-щ-юда!

Он раскрывает объятия. Я подхожу к стулу, скидываю его одежду и вешаю на спинку свой пиджак. Несмотря на то что Лукас все это видит, он ничего не говорит и продолжает мне улыбаться пьяной тупой улыбкой. У меня возникает желание прицелиться и выпустить струю блевотины прямо ему в лицо.

– У меня была очень тяжелая неделя в больнице, и сегодня я не в настроении работать твоей нянькой. Не мог бы ты сделать над собой усилие и взять себя в руки? – Я сажусь на другой конец дивана, избегая предложенных объятий.

– Детка, я в полном порядке. Не надо со мной нянчиться. Принести тебе пива? Или вина? Надеющь, это поддойдет. Я знаю, что ты любишь вино. Я п-принесу.

По дороге на кухню он натыкается на все, что попадается ему на пути, опрокидывает табурет и приносит уже открытую бутылку вина, где осталось, может быть, полбокала, не больше. Я беру дымящуюся сигарету, которую он оставил в пепельнице, и затягиваюсь.

– Хочеш-шь бокал или бутылка сойдет? Ха-ха, шут-тка. Сейчас будет б-бокал. Для вина.

День выдался действительно на редкость изматывающий, и у меня нет сил ссориться с этим говнюком, даже нет сил думать о ссоре, поэтому я откидываюсь на подушки и продолжаю курить. В голове мелькают картинки – Эй Джей. Иногда, когда я смотрю на дым, который выходит у меня изо рта, мне кажется, что я выдыхаю весь негатив, который скопился во мне за день. А когда он зависает в комнате, словно беловатое привидение, мне нравится дуть на него, чтобы привидение рассеялось. Курить – дурная привычка, что тут скажешь, но это ощущение как-то очищает.