Книга Дурная кровь - Арне Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гальяно, — сказал Йельм. — Уголовник-рецидивист из Альбю. Это он?
— Он.
— Значит, Андреас Гальяно. Я с ним сталкивался, когда работал в Худдинге. Драки, насилие. Мелкая сошка в наркобизнесе, но в целом — классический хулиган. Совести ни на грош. Мы его один раз сажали за нанесение увечий, а второй — за продажу наркотиков.
— Точно, — вставил Чавес. — Он еще сбежал из тюрьмы “Халль”.
— Да, — подтвердил Хультин. — Месяц назад он сидел за драку. А потом с группой из трех человек сбежал из “Халля” через кухню. Хитрый план.
Йельм и Чавес кивнули. Побег действительно был необычным.
Хультин не сводил с них глаз. Он пытался найти подтверждение своим подозрениям.
— Вам не кажется, что это имеет отношение к нашему убийству? — спросил он, однако вопрос прозвучал скорее как утверждение.
Они кивнули.
— Машина Гальяно, брошенная без отпечатков пальцев, взлом, два трупа, — суммировал Йельм и подтвердил: — Да.
— Но труп не его? — спросил Чавес.
— Будь его, компьютер знаешь как на отпечатки пальцев бы отреагировал! — сказал Йельм и продолжил: — Но какую-то роль он в этой драме сыграл.
— Вот только имеет ли это отношение к кентукскому убийце, мы и не знаем, — пробормотал Хультин.
— Но чувствуем, — возразил Йельм. — Последний адрес Гальяно?
— Тот же, что и десять лет назад.
— Мы займемся этим.
Они уже шли на выход. Взяв вместо служебной машины “БМВ” Чавеса, наша парочка в полном молчании промчалась по улицам вымокшего под дождем города и выехала на шоссе Эссингеледен. Внизу под ними виднелся залив Риддарфьерден, больше напоминавший воды всемирного потопа. В любой момент он мог разлиться и затопить город, и кто тогда успеет построить ковчег?
“Никто, — пессимистично подумал Йельм, глядя на Чавеса, с остервенением жмущего на педаль газа. — Никого из нас Бог не предупредит. Все мы захлебнемся в кислой жидкой грязи и будем проглочены разгневанной землей, а во Вселенной даже не узнают, что на Земле что-то случилось. Маленькое недоразумение на часах вечности”.
Он попытался вырваться из болота пессимизма и предпринял тщетную попытку атаковать Зло. Ощущение было такое, будто он борется с ветряными мельницами.
Водитель, мчащийся по магистрали Е4, не смог бы отличить Альбю от Фиттьи или Нурсборг от Халлунды. Все они представляли собой безумные скопления однообразных грубых построек, бесформенные очертания которых возвышались на холмах и были настоящими рассадниками преступности. Они воплотили в себе тот дух преобразований, которым питались планы по уничтожению Старого города — вместо него Ле Корбьюзье собирался выстроить ряды дворцов из стекла и бетона.
Однако Пауль Йельм знал и другое: эти районы были местом, где люди развивали альтернативную, мало кому известную культуру, проявляли бесконечную изобретательность и настоящий героизм в борьбе за жизнь. Здесь Пауль Йельм проработал всю свою сознательную жизнь до того самого памятного дня чуть больше года назад, когда его вместо того, чтобы уволить со службы, перевели в центральный округ, точнее, в ‘Труппу А”.
Основная заслуга в этом принадлежала Эрику Брууну, старому комиссару уголовной полиции Худдинге, чьи давние контакты с Яном-Уловом Хультином сыграли тогда решающую роль. Сейчас Йельм и Чавес шли к нему. Каким-то чудом Йельму удалось проскочить незамеченным мимо прежних коллег, и вот он уже стоял у двери кабинета. Лампа на двери горела желтым светом, означающим “ждите”, и Йельма охватили нехорошие предчувствия. Бруун никогда не включал на своей двери желтую лампу.
Постояв три мучительных минуты в коридоре и рискуя каждую секунду быть обнаруженным коллегами, Йельм не выдержал и вошел.
Кабинет, некогда дочерна прокуренный сигарами Эрика Брууна, теперь был цыплячье-желтого цвета. Обойный клей, похоже, еще не успел высохнуть.
За столом Брууна сидел сорокалетний мужчина в галстуке и костюме, его каштановые волосы были зачесаны назад, прикрывая начинающуюся лысину. Рука мужчины инстинктивно потянулась к оружию.
— Где Бруун? — с порога спросил Йельм.
Мужчина не стал вытаскивать пистолет, но держал руку наготове.
— На лампе за дверью написано “ждите”, если вы умеете читать.
— На двери написано “Бруун”. Где Бруун?
— Кто вы?
— Йельм. Я работал здесь раньше. Бруун был моим начальником. Где он?
— Ах, Йельм. Сотрудник, которого выгнали на повышение.
— Именно. Где Бруун?
— Здесь не место героям и вольнодумцам. Всех лишних нужно убрать. И навести порядок.
— Где Бруун?
— Пора почистить старую форму и заняться обычным патрулированием.
Йельму надоело слушать. Он круто развернулся и чуть не сбил с ног Чавеса, стоявшего у дверей. Голос за спиной произнес:
— У Брууна неделю назад случился инфаркт. Страшно подумать, на что был похож его кабинет, когда я сюда въехал.
Йельм снова повернулся.
— Он умер?
Человек за письменным столом пожал плечами:
— Понятия не имею.
Йельм опрометью выбежал из кабинета, иначе мечты нового начальника о патрулировании могли остаться нереализованными. Сбежав по лестнице, Йельм оказался в комнате отдыха.
Казалось, время остановилось. Каждая чашка, каждый кусок сахара находились на том же месте, что и полгода назад. И полицейские тоже. Вот они все. Андерс Линдблад и Кеннет Эрикссон, Анна Васс и Юхан Брингман. А вот и Сванте Эрнстссон, его старый напарник, с которым они проработали вместе почти десять лет. Когда-то они были лучшими друзьями. А теперь не общались уже несколько месяцев.
— Вот это да! — удивленно протянул Эрнстссон. — Какие люди!
Рукопожатия были крепкими и какими-то преувеличенно мужественными.
— Сначала один вопрос: Бруун умер?
Сванте Эрнстссон серьезно посмотрел на него, потом расплылся в улыбке.
— Фигня, ничего серьезного. Это его собственные слова.
— А кто этот шут гороховый в его кабинете?
— Новый комиссар Стен Лагнмюр. Вместо Брууна прислали настоящую канцелярскую крысу. Да еще любителя желтенького.
— Кстати. Извините, забыл представить: Хорхе Чавес. Мой новый коллега.
Чавес и Эрнстссон обменялись рукопожатием. Перед внутренним взором Йельма промелькнула фантастическая картина: Силла пожимает руку Черстин. Усилием воли он отогнал видение.
— Мы здесь по делу. Нужна ваша помощь. Есть ли у вас какая-нибудь свежая информация о нашем старом друге Андреасе Гальяно?
Эрнстссон пожал плечами и удивленно приподнял бровь.
— После его побега — ничего.