Книга Диктатор Одессы. Зигзаги судьбы белого генерала - Максим Ивлев

И тут на пароходике началась паника — из открытых иллюминаторов в воду полетели какие-то бумаги, несколько офицеров выпрыгнули за борт и поплыли к берегу. С мостика эсминца в рупор предупредили: «Немедленно закрыть все иллюминаторы, иначе пароход будет расстрелян в упор!» Предупреждение подействовало. С миноносца спустили шлюпку. Десяток моряков во главе с боцманом А. Болонкиным спустились в нее, и она ходко пошла к «Лейле».

Гришин-Алмазов, видя, что сопротивление бесполезно, спустился в свою каюту и стал сжигать какие-то документы. Затем он приготовил револьвер и стал ждать...

Десантная группа военморов во главе с Болонкиным взобралась на палубу, и сразу же несколько человек кинулись вниз, в кают-компанию. Оттуда раздались выстрелы и боцман, схватившись за ногу, стал сползать вниз, по крутому трапу. Военморы бросились к каюте, срывая двери, и в этот момент прогремел еще один выстрел. Когда они ворвались, Алексей Николаевич был уже мертв — последней пулей он застрелился.

Кроме генерала на «Лейле» успели покончить с собой его адъютант подпоручик Зернов и начальник личного конвоя (вероятно, это был ротмистр Бекирбек Масловский, исполнивший свою клятву до конца).

Как вспоминали затем участники захвата «Лейлы», оказавшись в каюте генерала, они увидели там страшный беспорядок. На узком кожаном диване лежал покончивший с собой бывший «одесский диктатор», на полу валялись раскрытые чемоданы и саквояжи, кругом были разбросаны какие-то бумаги, письма и газеты. Среди этих бумаг они нашли и запечатанный пакет с личным посланием главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России генерала Деникина Верховному правителю адмиралу Колчаку, который так и не успел уничтожить Гришин-Алмазов. Там же находился подлинник секретного письма, отправленного французским консулом в Одессе Энно в Париж, но перехваченный белогвардейской контрразведкой, сообщавший о положении на Юге России и в Добровольческой армии, а также письмо деникинского генерала Поживина колчаковскому генералу Лебедеву, содержавшее весьма ценные для большевиков сведения о комплектовании ВСЮР. Нашли военморы и письмо Шульгина Колчаку, которое, как вспоминал затем Шульгин, было потом большевиками где-то напечатано.

Но самое главное было в личном послании Деникина к Колчаку, которое содержало ближайшие планы военной борьбы с Советской республикой, планы совместного похода на Москву. Деникин предлагал соединить оба белых фронта в Саратове.

«В предыдущем письме своем, — писал Деникин, — которое Вы теперь несомненно получили, я высказывал свой взгляд на необходимость — после нашего реального соединения — установления единой власти, слив Восток и Юг. Мысль эта была выражена почти тожественно тому, как это сделано в последнем Вашем письме. Очень рад. Даст Бог — встретимся в Саратове и решим вопрос на благо Родине

Те обстоятельства, о которых Вам доложит ген. Гришин-Алмазов, указывают на необходимость нам рассчитывать только на свои русские силы. Союзники близки к повторению знакомых нам чудес русской жизни Роль “Политического совещания” в Париже и его политика для меня не вполне ясны. И поэтому никакого признания этого совещания с моей стороны не было. Официальные сношения ведутся исключительно с Сазоновым, который считается представителем Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. С ним Маклаков и Гире. Участие Львова и Чайковского приемлемо.

Французское командование на Юге России оправдывало свой ложный шаг (Одесса) одобрением “русского правительства в Париже”. Отнюдь не признаю и считаю полным недоразумением. Полагаю, что француз не понял роли совещания.

В данное время получаем широкую помощь снабжением от англичан и широкое противодействие со стороны французов. Но все это менее важно, чем наше соединение, которого жду с величайшим нетерпением Главное, — призывал Деникин, — не останавливаться на Волге, а бить дальше по сердцу большевизма — Москве... Поляки будут делать свое дело, что же касается Юденича, он готов и не замедлит ударить на Петроград».

Когда эти и многие другие захваченные документы передали в Астрахань С.М. Кирову, члену Реввоенсовета 11-й Красной армии, он вроде бы воскликнул:

— Такой улов можно приравнять к выигрышу крупного сражения!

Наиболее важные материалы были тщательно упакованы и немедленно отправлены из Астрахани в Москву. Письмо Деникина было напечатано в московской «Правде» и вскоре послужило причиной очередной размолвки белых с французами, вызвав сильнейший гнев премьера Жоржа Клемансо.

Операция по захвату «Лейлы» была закончена. На судне начался допрос арестованных. Кроме капитана Мирзы и его команды сдались еще семь белых офицеров, английский капитан, французский майор и бывший саратовский губернатор Соколов. Нигде ничего не упоминается о судьбе татарского конвоя, бывшего с Гришиным-Алмазовым.

Это только одна версия случившегося... Другие несколько разнятся.

Лейтенанты Лишин и Кадесников упоминают о перестрелке на борту «Лейлы», во время которой Гришин-Алмазов был ранен в ногу, а затем, выпустив все пули из своего револьвера, застрелился. Сопровождающие его офицеры были частью убиты, а частью изранены и захвачены в плен живыми. Конечно, сам Лишин, как и Кадесников не были участниками этой драмы, так как находились вдали от места событий. Подробности трагедии стали известны Лишину позже, когда по дороге в Омск, к адмиралу Колчаку, он встретился с солдатом, бежавшим от большевиков из Форта-Александровска к белым в Гурьев.

Вряд ли справедливы и обвинения Кадесникова англичан в произошедшем, сводящиеся к тому, что «коммодор Норрис не мог не знать, что Гурьев (? — М.И.) был в руках красных, что на большевистской базе в Форт-Александровском стояли в готовности и нередко выходили в море вооруженные пароходы «Дело», «Бомбак», «Коломна» и переброшенные с Балтийского моря миноносцы «Деятельный», «Дельный», «Расторопный», «Финн» и «Эмир Бухарский».

Как бы ни была своекорыстна политика англичан, они вряд ли бы стали заведомо подставлять группу офицеров, среди которых находились и иностранцы — английский капитан и французский майор. У Кадесникова же были свои счеты с англичанами, но об этом не место здесь говорить...

Р. Насыров упоминает о двух застрелившихся адъютантах генерала и начальнике конвоя...

Очевидцем этих событий оказался и будущий советский адмирал флота Н.Е. Басистый (1898—1971), который в своей книге «Море и берег» пишет, что Гришин-Алмазов застрелился в котельном отделении «Лейлы», где сжигал бумаги. Правда, Басистый тоже не был непосредственным участником этих событий — он находился тогда не на «Карле Либкнехте», а на крейсере «Красное Знамя» (бывшая «Коломна»), обеспечивавшем эту операцию.

В.В. Шульгин, который вообще был тогда в Екатеринодаре и пользовался чьими-то рассказами, пишет о двенадцати молодых офицерах, бросившихся в морс, часть из которых добралась до берега, где, вероятно, они были расстреляны.

Наконец Деникин, опираясь на данные своей разведки, так описал конец генерала:

«Не пожелав дождаться нормального рейса, он нанял частный катер и с бывшими при нем офицерами и командой вышел из Петровска на Форт-Александровск в сопровождении английского военного судна. 5 мая в виду Александровска английское судно ушло на север, а катер в четырех верстах от форта неожиданно подвергся нападению большевистских миноносцев... Выхода не было никакого... Генерал Гришин-Алмазов, уйдя в каюту, выстрелом из револьвера смертельно ранил себя и умер под смех и надругательства большевицких матросов. Его примеру последовали четыре офицера; один бросился в море; остальных большевики увезли в Астрахань, и судьба их неизвестна (со слов механика катера — единственного человека, которому удалось потом уйти от большевиков)».