Книга Змеевы дочки - Татьяна Корсакова

За действиями гостя Демьян наблюдал настороженно, но молчал, помнил о данном слове. Главное, чтобы потом, когда придет время, не помешал, не испортил все. Выгнать бы его из хаты, да ведь не согласится. Значит, придется как есть…

– Платье с нее сними. – Лезвие ножа накалилось, но не покраснело, как обычный металл, а приобрело удивительный синий оттенок.

– Что?.. – Демьян нахмурился.

– Я говорю, платье с девки сними.

Уже не нахмурился, а покраснел, точно пацан безусый, спросил сдавленным голосом:

– Зачем тебе, дядька Кузьма?

– Любоваться буду. Снимай, говорю! Или ты бабу голую никогда не видел?!

На мгновение показалось, что врежет, вот прямо сейчас съездит кулаком по морде. Не врезал, вспомнил данное обещание. К девке подошел осторожно и так же осторожно принялся расстегивать пуговки, одну за другой, а уже затем потянул за ворот платья, обнажая сначала одно плечо, потом второе. Потом рука его замерла в нерешительности…

– Быстро! – прикрикнул Кузьма, и Демьян подчинился, вот только перед тем, как сдернуть платье окончательно, отвернулся. Деликатный…

Оно, может, и хорошо, что деликатный. Пока будет смущаться да глаза отводить, Кузьма как раз свое дело и сделает. Уверенности в том, что случится все так, как обещала албасты, не было, но и выхода иного у них тоже не наблюдалось. Та, что лежала на Демьяновой кровати, уже к утру превратится в хладный труп, так что или пан, или пропал…

Но занесенная для удара рука все равно дрожала. Костяная рукоять скользила в ладони. Кузьма сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Тут все как со зверем. От зверя человек вообще мало чем отличается: то же сердце, легкие, требуха. Ему нужно сердце. И медлить нельзя, пока серебро снова не застыло, пока есть еще в нем сила.

– Все равно помрет, – прошептал он одними губами и по самую рукоять вонзил нож девке в грудь…

Зашипело, запахло горелой плотью, а недвижимое до этого момента тело выгнулось дугой, забилось в корчах.

– Да что же ты!..

Демьян пришел в себя раньше, чем следовало, бросился на Кузьму. Уворачиваться тот не стал, но и ударить себя не позволил, отшвырнул глупого щенка в дальний угол, снова вздохнул, закрывая собой мечущееся девичье тело.

– Не лезь, – сказал злым шепотом. – Не мешай, Демьян! Все с ней будет хорошо, только не мешай.

– Ты же ее… – Демьян встал на колени, рукавом рубахи утер с лица кровавую юшку, – ты же ее убил. Заколол!

– Не убил, не дури! Я предупреждал, что по-другому никак. Ты согласился.

А судороги прекратились, лишь костяная рукоять подергивалась в такт биению сердца. Сердце до сих пор билось. Вот такие дела…

– Что ты наделал, дядька Кузьма? Мне ж тебя теперь придется… – Демьян пер на него буром, глаз больше не отводил, смотрел на рукоять, словно зачарованный. Только бы выдернуть нож не попытался.

– Не трожь, – предупредил Кузьма. – Пока лезвие не остынет, вынимать нож нельзя.

– А потом, значит, будет можно? – Демьян смотрел на него с отчаянием и ненавистью. Сколько ему? Лет тридцать пять? Мальчишка еще. Даром, что начальник милиции. – Потом она кровью истечет!

– Не истечет.

А движения ножа тем временем становились все размереннее, все спокойнее. Кажется, пора!

– Отвернись, – велел он, уже зная, что Демьян не послушается. – Или хотя бы под руку не лезь.

Костяную рукоять Кузьма сжал бережно, помедлил секунду, а потом потянул нож на себя. Он верил албасты, но в то же время боялся, что вот прямо сейчас из раны, из самого сердца брызнет фонтан крови и девчонке придет конец. Он даже зажмурился на мгновение, приготовился почувствовать на лице жар чужой крови.

Не почувствовал ничего, кроме привычной тяжести клинка и стылости, от него исходящей. Словно бы серебряный нож вытянул из умирающего тела весь холод, а взамен поделился живительным теплом. А рана, и без того небольшая, на глазах затягивалась, становилась все меньше и меньше, пока почти не исчезла.

– Что это?.. – Руки Демьяна скользнули по белой повязке, поднырнули под девкин затылок, и выражение лица его вдруг сделалось удивленным, точно у малого ребенка. – Нету раны, дядька Кузьма! Там вмятина на кости была, а теперь нет. И дыхание… Слышишь, как она дышит?

Дышала она тихо, правильно дышала, как живая. Она теперь и есть живая. Права оказалась албасты. В который уже раз права.

– Налюбовался? – спросил Кузьма устало и сам, не дожидаясь, натянул простыню болезной до самого подбородка, прикрыл наготу, которая до недавнего времени так смущала Демьяна. – До утра она теперь не проснется.

– Не очнется?

– Я сказал – не проснется. А что там утром ты с ней станешь делать, не моя печаль. Пойду-ка я покурю.

Он вышел во двор как был, без шинели, уселся на крыльцо, скрутил самокрутку. За спиной хлопнула дверь, рядом присел Демьян. Какое-то время курили в полной тишине, и Кузьму это устраивало. Не любил он пустую болтовню, с младых лет отвык. Вот бы сейчас докурить и обратно в лес.

– Палий сказал, что надежды нет, – нарушил благословенную тишину Демьян. – Сказал, что она до утра не доживет. Что-то про рефлексы говорил и витальные функции, но я понял только одно – не доживет.

– Теперь доживет, – проворчал Кузьма, делая последнюю затяжку. – Только не рассказывай никому. Особенно Палию. Ему о моих способах лечения знать незачем.

– А мне? Я же своими глазами видел кинжал в ее груди. Что это был за кинжал? Почему раны не осталось?

– И тебе об том знать незачем. Кинжал особенный, очень старый. Довольно с тебя такого ответа?

По глазам было видно, что не довольно, что Демьяну хочется докопаться до самой сути. Что хоть и видел он все, а до сих пор глазам своим не верит. Кузьма вздохнул и, предупреждая дальнейшие расспросы, сказал:

– Помог я девке твоей, вот и радуйся, а лишних вопросов не задавай. Все равно не отвечу.

– Она не моя. Я ее знать не знаю.

– Теперь знаешь, коль без одежи видел. – Усталость навалилась внезапно, придавила к земле грузом прожитых лет. Сделалось вдруг так тяжко, что хоть волком вой. – А я к тебе не приходил. Уяснил, Демьян Петрович?

– Уяснил. – Он кивнул, сжал ладонями виски, будто пытаясь унять головную боль.

– И еще. – Кузьма встал, запрокинул лицо к звездному небу, вздохнул полной грудью. – Я тебе помог, теперь за тобой должок…

* * *

Убирать в доме пришлось Галке, отмывать волчью кровь на втором этаже и человеческую – на первом. Справилась, сделала все как нужно и уже только потом, когда все закончилось, выбежала во двор, сложилась пополам, уперлась ладонями в колени, стараясь дышать открытым ртом, прогоняя волну тошноты.

– Деликатная, – послышалось за спиной, и от неожиданности она едва не закричала. – Смотрю, непривыкшая ты к грязной работе.