Книга No Woman No Cry. Моя жизнь с Бобом Марли - Хэтти Джонс

— Намного дальше Германии.

К тому времени как папа и Боб познакомились, у отца уже были эти две прекрасные дочери, и естественно, после знакомства они следили за карьерой Боба. Их мать, хотя она едва говорила по-английски, звонила мне и спрашивала, когда мы снова приедем в Стокгольм с концертами, потому что мы там регулярно выступали. У нас сложились хорошие отношения — когда бы мы ни приехали, все знали, что Диана и Жанет придут на концерт и потом к нам в гостиницу. Они приводили друзей, и те забавно удивлялись тому, что мы сестры — в них можно было при желании увидеть ямайскую примесь. Они тоже стали певицами — поют сейчас в одной из лучших стокгольмских поп-групп; мы по-прежнему переписываемся и видимся.

Семь лет странствий по Европе, Америке и Африке перемежались работой в студии над альбомами, отдыхом в Булл-Бэй и другими событиями, которых никто не мог предвидеть. Хотя мы с Бобом остались друзьями и я неплохо справлялась с его загулами, мне все еще приходилось терпеть его собственническое отношение ко мне, от которого он не отказывался, что бы я ни говорила и что бы ни делала. Это оказывало на меня больше давления, чем мне хотелось бы. Хотя он со своей стороны блудил прямо у меня под носом (в основном с девицами на одну ночь), он очень подозрительно относился к моей возможности завести роман.

Когда мы ругались, я всегда говорила:

— Какая разница? Я твоя жена, но не твоя рабыня. Я не девушка по вызову, которую высвистывают, когда одно место зачесалось. Или у нас любовь, когда тебе того захочется? Нет, нет и еще раз нет! Оставь меня в покое, пока гуляешь со всеми этими женщинами — в каждом городе непременно нужно кого-то подцепить? Мисс Брюссель? Мисс Майами-бич? Нет уж!

Когда мы начали ездить в турне, Таки все еще помогал тетушке с детьми. Иногда он звонил мне, чтобы заверить, что все в порядке, и рассказать о происшествиях, или я звонила и просила его навестить детей и потом перезвонить мне. Как я уже говорила, он был моим очень хорошим другом. Но Боб завел манеру просматривать мои телефонные счета. Когда мы выписывались из гостиниц, он всегда говорил промоутеру: «Принеси-ка мне счет Риты». Да, он был такой — невозможно представить, до чего он доходил, ревнуя меня, — так ревновал, даже люди из группы с трудом верили своим глазам. Минни до сих пор качает головой, вспоминая его абсурдное поведение.

Я помню одну сцену с Невиллом Гарриком, осветителем из «Tuff Gong» (так называлась компания Боба). Это случилось во время тура по США, куда Боб взял с собой Иветту Андерсон. Когда мы регистрировались в отеле, он улыбнулся мне, я улыбнулась в ответ, и мы разошлись по своим комнатам. Позже мне захотелось покурить, и я позвонила Невиллу и попросила принести мне немного травы. Когда Боб, как обычно, пришел, Невилл был у меня, и с Бобом чуть припадок не случился, так он кричал:

— Что ты здесь делаешь?!

Невилл объяснил:

— Рита косячок попросила…

Без лишних слов Боб вытащил меня из кровати, рыча, подержал в воздухе и швырнул обратно! Невилл жутко испугался! Когда Боб вышел, Невилл чуть не плакал:

— Теперь он отправит меня домой…

Я сказала:

— Нет-нет, до этого не дойдет.

Бедный Невилл, он был такой скромный, принес мне покурить из сочувствия, зная, что Иветта крутит с Бобом прямо у меня на глазах. Но Бобу непременно понадобилось устроить сцену, хотя Невилл, как и прочие члены группы, всегда проявлял ко мне только доброжелательность и уважение. Но Боб был тем не менее невероятно ревнив, постоянно следил за мной и подкарауливал меня. Я никогда не понимала, как в нем могут сочетаться такие противоречия.

Дома, правда, он был обычно занят делами на Хоуп-роуд. А я имела возможность отдохнуть и побыть с семьей. Турне и концерты могут истощить даже сильного, молодого человека, любящего выступать и с энтузиазмом делающего свое дело. Даже если знаешь, что ты создан для этого, все равно тяжело. Но дома меня тоже многое привлекало. Ферма в Кларендоне по-прежнему работала, и Минни была рядом и помогала. Боб поддерживал нас и, бывало, приезжал на ферму просто собрать урожай. Иногда мы ехали туда и оставались ночевать. Боб любил сельское хозяйство и многому меня научил. На нашей ферме было очень спокойно, никто не тревожил, и у нас там была постройка, где можно было отдохнуть — дом на три спальни, который достался нам вместе с фермой. Во дворе находилась большая кухня, где мы готовили. Дни, проведенные там, когда я пользовалась безраздельным вниманием, до сих пор занимают особое место в моей памяти.

Ничего этого могло бы не быть, если бы не тетушка, заправлявшая делами вместе с мисс Коллинз. Без тетушки я бы никогда так хорошо не устроилась. Все ее строгости с детьми я одобряла, потому что она старалась не допустить всякой ерунды. Я могла видеть на себе результаты ее усилий и желала того же и для детей. Времена на Ямайке постепенно — очень медленно — менялись, в том числе для женщин. Хотя дети и жаловались на мое отсутствие, они восхищались тем, что я делаю. Моя работа расширяла их жизнь. Они во всем равнялись на меня: «Мамочка говорит то-то и то-то, она делает так-то и так-то». Мои сорванцы уже подросли — все, кроме Стефани, которая была еще малышкой, ходили в школу. Я считала, что для них важно знать, чем мамочка занимается. Иногда они напоминали мне: «Мамочка, уже пятница, ты разве не едешь на ферму? Папочка тоже поедет? А можно и мы с тобой?» И мы их брали, чтобы провести время вместе. Боб любил эти выходные, потому что любил детей. Они были его настоящими друзьями, так он всегда говорил.

Когда я отсутствовала, были люди, которые за меня следили за рестораном «Царица Савская». Особенно Минни. Когда же мы были дома на Ямайке и работали в студии, она приходила на репетиции, чтобы составить нам компанию, приносила соки или еду, всегда делилась мнениями о музыке: «Из этой песни вряд ли получится хит, а вот из этой — наверняка». Оттого, что мы с ней были очень близки и обе по характеру воительницы, о нас ходило много слухов. Мы обе — «жаворонки», и тогда мы любили вместе бегать по утрам. Проснемся, бывало, в четыре утра, и давай друг другу звонить. Дети на нас злились, потому что они знали: если телефон трещит в такую рань — это либо Минни мне звонит, либо наоборот. Боб слухам не верил (они касались нашей сексуальной ориентации), но не верил и в то, что я действительно бегала с Минни в пять утра вокруг местного пруда (пруд был мили четыре в поперечнике, и мы, бывало, делали два или три круга). Однажды утром Боб приехал неожиданно и, конечно, застал нас возле пруда. Но он хотя бы продемонстрировал свою добрую волю и подготовку — пробежался с нами, правда, только один круг. Ему не верилось, что мы легко можем сделать три!

Люди часто принимали Минни за сестру Боба, потому что у них был похожий цвет кожи и, по словам Боба, лоб и щеки тоже были похожи. Где бы мы ни оказывались вместе, ее сразу замечали и спрашивали, не сестра ли она ему, и Боб этого не отрицал. Он признавался мне, что «некоторые братья рассказывают мне разное о вас с Минни», но ей он говорил: «Я знаю, что ты не такая, ты моя сестра, и ты — раста».

Многие люди боялись Боба, когда он выходил из себя, потому что, как Минни говорит, он мог быть очень грубым и жестким. Я помню, как-то Минни спросили: