Книга Зиновий Гердт - Матвей Гейзер

Он с клетки снимает тряпицу, Потом открывает ее, — Молчат присмиревшие птицы И в счастье не верят свое.

Но крылья легки и упруги, И радость растет на лету — В каком-то счастливом испуге Взмывают они в высоту.

Летят над землею зеленой, Летят без дорог и границ, И смотрит на них умиленно Старик, выпускающий птиц.

Читал ли Гердт эти стихи авторам фильма? Наверное, так как Александр Моисеевич Володин любил и ценил творчество Шефнера. И, вероятно, Тодоровский тоже.

* * *

Петр Ефимович вспоминает, как однажды, подъехав к театру Образцова (тогда он еще находился на Тверской. — М. Г.), попросил ассистента по актерам узнать, прочел ли Зиновий Ефимович сценарий и готов ли он к разговору с ним. Неожиданно распахивается дверь театра и без головного убора, в одном пиджачке, ступая по скрипучему снегу, к машине направляется Гердт.

«Мы беседовали долго, — вспоминал Тодоровский. — Зиновий хвалил сценарий, восторгаясь замечательно выписанной ролью главного героя, завидовал актеру, которому будет предложена роль фокусника». И тут Петр Ефимович спросил: «Зачем вам играть этого сатирика? Вам надо играть фокусника!»

Тодоровский рискнул — дал Гердту роль человека, ни на кого не похожего, человека странного, необыкновенного, словом, очень близкого к тому, каким он был создан Володиным. И снова слово Гердту: «У меня был какой-то необыкновенный подъем только оттого, что мне это предложили, вопреки, вероятно, суждениям многих инстанций, которые тоже исходят из сложившегося стереотипа. Режиссер этот стереотип разрушил, играть мне было необыкновенно легко, как будто я стремился к этому всю жизнь».

Однажды на вопрос одного из зрителей: «Веселый ли вы артист?» — Гердт ответил: «Я совсем не веселый артист, не развлекающий артист, хотя и занимаюсь смешным всю жизнь. Так получилось. Судьба…» Тем не менее и роли в кино, и работа в кукольном театре создали у многих режиссеров мнение, что Гердта нужно звать только на «смешные» роли. Петр Тодоровский первым попытался это мнение разрушить — и не раскаялся в этом.

В беседе с корреспондентом «Литературной газеты» 27 декабря 1967 года Гердт сказал: «Во время съемок мне порой казалось, что я проявил непростительное легкомыслие, соглашаясь играть столь сложный характер. И теперь еще волнуюсь — каким он получился на экране, мой Кукушкин? Ведь в этом образе заложен смысл всего фильма, повествующего о человеческой доброте, любви к людям, душевной щедрости».

А между тем фильм получился грустный, даже печальный. Его создатели, талантливые художники-шестидесятники — Марлен Хуциев, Петр Тодоровский, Александр Володин — показали на экране не выдуманную, а настоящую жизнь. Сценарий был озаглавлен по-другому (может быть, это название было более точным): «Загадочный индус». В нем рассказана история о том, как иллюзионист Кукушкин поверил в позднюю любовь, но вера эта, «что само по себе и не ново», не оправдалась. Его избранница, которую сыграла блистательная Алла Ларионова, не нашла в себе сил связать жизнь со странным, благородным, несовременным человеком, вновь — и теперь уже окончательно — обрекая его на одиночество.

По словам Петра Тодоровского, «фильм был о человеке, который готов потерять в жизни всё: работу, прекрасную женщину и, может быть, даже собственную дочь, но сохранить свое человеческое достоинство (что резко не понравилось прошлому кинематографическому начальству!), оставаться самим собой, быть верным своей жизненной платформе». Многое для понимания роли дало Гердту знакомство с автором сценария Александром Володиным, который дал своему герою многое от себя, от своего отношения к жизни. Тодоровский вспоминает: «Знакомство Зиновия Ефимовича с автором сценария Александром Володиным произошло в Ленинграде, в разгар съемок фильма. По случаю такого события мы втроем зашли ко мне в гостиничный номер, на стол была поставлена бутылка армянского коньяка… Естественно, пошли разговоры о характере главного героя. Кто он? Что собой представляет как личность, какова его жизненная позиция и, конечно, его отношение к женщинам?..

Не помню уже, кто из них первый, кажется, Володин, начал читать Пастернака: “Быть знаменитым некрасиво, не это подымает ввысь…” Неожиданно Гердт подхватывает: “Не надо заводить архивы, над рукописями трястись…” — уже в два голоса декламируют автор сценария и актер, играющий главную роль. Дальше были только стихи. Взахлеб, перебивая друг друга, стоя они читали Заболоцкого, Мандельштама, Цветаеву, Самойлова… Разгоряченные, словно пронизанные вспышкой молнии, как это случается при любви с первого взгляда, они упивались поэзией, радостью узнавания друг друга… Я сидел с разинутым ртом, лишь успевая переводить взгляд с одного на другого, и понимал: это было начало большой человеческой дружбы». И действительно, Александр Моисеевич и Зиновий Ефимович дружили до смерти Гердта — Володин пережил его на пять лет.

Очень важный, быть может, главный вопрос, поставленный в фильме сценаристом, но более всего режиссером Тодоровским — это вопрос о том, на чем должны основываться взаимоотношения между людьми, то есть что такое истинная дружба. По мнению автора фильма, главный герой его под уважением понимает прежде всего отношение к достоинству, к независимости личности. Он не раз высказывает мысль о том, что истинно добрые дела должны твориться только по зову души, по велению сердца. В это по-настоящему верят и автор сценария Володин, и режиссер фильма Тодоровский, и конечно же актер, сыгравший главную роль, — Зиновий Гердт.

Классик советского кино Сергей Герасимов говорил о фильме: «Я принадлежу к той категории зрителей, которым эта картина решительно нравится. Сильное впечатление произвел на меня последний эпизод, когда Кукушкин показывает свои фокусы на бульваре случайным зрителям, детям. Это логически замыкает всю цепь интересных размышлений художника. Есть для меня в картине удивительное открытие. Тодоровский как режиссер и вдохновитель изобразительного решения фильма (это и не мудрено — мы знаем его как талантливого оператора) проявил себя уже в предыдущих своих лентах. Здесь же привлекает его работа с актерами.

Ларионова — моя ученица. Я наблюдаю за ней с появления в институте до последних фильмов, в которых ее больше “фотографировали”, используя ее внешние данные. В этой картине у нее истинно художественное выступление. Ларионова искусно скрыла подлинный характер героини, даже в самом конце фильма, когда от нее уходит Кукушкин, у зрителя теплится надежда, что все еще уладится. Мне рассказывали авторы, что героиня должна была снова встретиться с фокусником, так было в сценарии. В подобном конце был большой соблазн, но авторы избрали другое решение, и я думаю, что фильм от этого стал более острым».

Ветеран советского кинематографа режиссер Лео Арнштам очень тепло говорил о картине и о том, что Тодоровский оказался смелым режиссером, потому что взял на главную роль Гердта, человека с такой «негероической» внешностью. Лео Оскарович сказал, что его покорил и удивил Гердт — «этот грустный, внутренне очень сложный человек. Он полюбится людям, которые посмотрят этот фильм… Некоторые сомневались, зачем тащить на экран такого странного, немножко искалеченного, травмированного физически и духовно чудака, каким предстает герой фильма Кукушкин. Володин не только ищет поэзию в простой, обыденной жизни, он художник, воспевающий талант в человеке… В этом же фильме Володин обрел своего режиссера. Тодоровский создал не просто хорошую картину, но и очень сложную, потому что шел совершенно непроторенным путем».