Книга Бруклин - Колм Тойбин

– Вы это о чем? – спросила Эйлиш.

– Ну, они же понимают теперь, что им там и напрягаться особо не придется.

На миг все примолкли. Разговор происходил в пятницу после ужина, Эйлиш захотелось, чтобы покинувшая кухню миссис Кео поскорее вернулась.

– Похоже, все, что от них требуется, это сделать вот так, – мисс Мак-Адам щелкнула пальцами. – Остального я могу и не говорить.

– Я думаю, нам следует быть очень осторожными с незнакомыми мужчинами, – сказала Шейла Хеффернан.

– Возможно, Шейла, – сказала Эйлиш, – нам лучше было бы избавиться от «обойных» девушек с кислыми физиономиями.

Диана визгливо засмеялась, а Шейла Хеффернан стремительно вышла.

Неожиданно в дверях появилась миссис Кео.

– Диана, если я еще раз услышу ваш визг, – сказала она, – то вызову пожарную команду, чтобы вас облили из шланга. Кто-то успел нагрубить мисс Хеффернан?

– Мы всего лишь дали Эйлиш совет опасаться чужаков, – ответила мисс Мак-Адам.

– Ну, мне ее поклонник показался очень симпатичным, – сказала миссис Кео. – Хорошие старомодные ирландские манеры. И больше мы о нем судачить в этом доме не будем. Вы слышите, мисс Мак-Адам?

– Я всего лишь сказала…

– Вы всего лишь отказываетесь не лезть не в свои дела, мисс Мак-Адам. Черта, как я заметила, распространенная в Северной Ирландии.

Диана взвизгнула снова и с поддельным стыдом прикрыла ладонью рот.

– И никаких больше разговоров о мужчинах за этим столом, – продолжала миссис Кео, – если не считать того, что я сейчас скажу вам, Диана. Мужчине, который получит вас, придется расстаться со многими надеждами. А удары судьбы, которые вам выпадут, быстро сотрут с вашего лица вот эту ухмылочку.

Девушки одна за другой покинули кухню, оставив в ней миссис Кео и Долорес.

Тони спросил у Эйлиш, не сходит ли она с ним в кино – в какой-нибудь из вечеров посреди недели. Она уже успела многое рассказать ему о себе, однако о занятиях в Бруклинском колледже не упомянула. Он не задавал ей вопросов о том, что она делает по вечерам, и Эйлиш почти умышленно утаила этот факт, поскольку не желала сокращать расстояние, которое отделяло ее от Тони. До сих пор ей очень нравилось, что он забирает ее пятничными вечерами из дома миссис Кео, она радостно предвкушала возможность провести с ним некоторое время – в особенности за предварявшим танцы ужином. Тони был умен и забавен, рассказывал ей о бейсболе, о братьях, о своей работе и о жизни в Бруклине. Он мигом запомнил имена жилиц миссис Кео и магазинных начальниц Эйлиш и время от времени поминал их, смеша этим Эйлиш.

– Почему вы не сказали мне о колледже? – поинтересовался Тони, когда они уселись перед танцами в закусочной.

– Вы не спрашивали.

– А вот мне больше рассказать уже нечего. – И он в притворном сокрушении пожал плечами.

– У вас нет никаких секретов?

– Выдумать кое-какие я могу, но они не покажутся вам правдоподобными.

– Миссис Кео уверена, что вы ирландец. И откуда мне знать, может быть, вы и вправду родились в Типперэри, а все остальное сочинили. Как получилось, что мы познакомились на ирландских танцах?

– Ну ладно. Один секрет у меня все же есть.

– Я так и знала. Вы родом из Брея.

– Что? Где это?

– Так в чем состоит ваш секрет?

– Хотите знать, почему я пришел на ирландские танцы?

– Хорошо. Спрашиваю: почему вы пришли на ирландские танцы?

– Потому что мне нравятся ирландские девушки.

– Вам, значит, любая сойдет?

– Нет. Мне нравитесь вы.

– Ну да, но если бы меня там не было? Вы подцепили бы другую?

– Нет, если бы вас там не было, я грустный и понурый поплелся бы домой.

Она рассказала ему о своей тоске по дому, о том, как отец Флуд записал ее на учебные курсы, чтобы ей было чем себя занять, о том, как вечерняя учеба сделала ее счастливой – во всяком случае, настолько, насколько ей удается быть счастливой после расставания с домом.

– А я не делаю вас счастливой? – Теперь взгляд его был серьезным.

– Делаете, – ответила она.

И, чтобы избегнуть новых его вопросов, которые могли, как ей казалось, принудить ее заявить, что она знает Тони недостаточно хорошо и потому не готова оценивать его, Эйлиш заговорила о занятиях в колледже, о тамошних студентах, о бухгалтерском деле и о лекторе по правоведению мистере Розенблюме. Брови Тони сошлись, рассказ о том, как трудны и сложны лекции, похоже, обеспокоил его. Когда же Эйлиш передала ему слова книготорговца, сказанные ей, когда она ездила на Манхэттен за юридическими книгами, Тони примолк совершенно. Уже и кофе принесли, а он так и не произнес ни слова, только помешивал ложечкой в чашке и грустно кивал. Таким Эйлиш его еще не видела и вскоре поймала себя на том, что вглядывается в неярком свете закусочной в лицо Тони и пытается понять, как скоро он станет прежним и снова начнет улыбаться и посмеиваться. Однако и прося официантку принести счет, он оставался сумрачным, а из ресторанчика вышел, не произнеся ни слова.

Позже, когда в приходском зале играла медленная музыка и они танцевали, прижавшись друг к дружке, Эйлиш, откинув назад голову, поймала взгляд Тони. Выражение его лица было по-прежнему серьезным, не таким шутливым и ребячливым, к какому она успела привыкнуть. Даже улыбаясь ей, он не обращал улыбку в шутку или в попытку развеселить ее. Улыбка Тони была просто теплой и искренней, говорившей, что человек он надежный, почти зрелый, и что бы с ними теперь ни случилось, он ко всему отнесется всерьез. Эйлиш улыбнулась в ответ, но затем опустила взгляд вниз и закрыла глаза. Она была напугана.

В тот вечер Тони условился с ней, что в следующий четверг встретит ее у колледжа и отведет домой. Ничего сверх этого, пообещал он. Ему не хочется отвлекать ее от занятий. А когда на следующей неделе он попросил ее пойти с ним в субботу в кино, Эйлиш согласилась, поскольку все ее знакомые, за исключением Долорес и нескольких девушек с работы, намеревались побывать на первом показе «Поющих под дождем»[7]. Даже миссис Кео сказала, что собирается посмотреть этот фильм в обществе двух подруг, что и сделало его предметом длинного разговора за кухонным столом.

Так сложился своего рода ритуал. Каждый четверг Тони стоял у дверей колледжа или, если лил дождь, в вестибюле, оттуда провожал ее до трамвая, а от трамвая до дома. Он был неизменно весел, рассказывал о том, что произошло со времени их последней встречи и в особенности с людьми, у которых ему случилось поработать, – рассказывал на разные голоса, в зависимости от возраста этих людей и страны, из которой они родом, изображал, как они описывают свои затруднения с кранами, трубами и прочим. Некоторые, говорил он, были так благодарны за его услуги, что выдавали ему хорошие, иногда чрезмерные чаевые; другие, даже те, что сами забивали свои водостоки всяким сором, норовили оспорить счет. Все домоуправы Бруклина, говорил Тони, скареды, а домоуправы-итальянцы, обнаружив, что он и сам итальянец, становились еще скареднее. Домоуправы-ирландцы, с сожалением должен сообщить он, жадны и прижимисты в любом случае.