Книга Лабиринт Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс

Раздался привычный, как и двести лет тому назад, негромкий звон колокольчика, который звонил каждый раз, когда открывалась дверь, но теперь это был, пожалуй, несколько неблагозвучный звон, с едва уловимой фальшивой ноткой. Меня охватил все тот же затхлый запах книг, хотя, может быть, еще более древний, чем тогда. В помещении мерцал сумеречный свет свечей и, возможно, даже более сумеречный, чем это требовалось для глаз. Как добился Кибитцер того, что здесь, внутри, царил мрак, хотя на улице светило солнце, и не было ни жалюзи, ни гардин? Эйдеиты любят темноту больше всего, так как она благоприятствует работе мозга, и у них явно есть свои средства и методы. Возможно, Кибитцер культивировал определенный сорт книжной пыли, которая фильтровала свет. Воздух наверняка был полон ее частиц, которая поднялась, когда я вошел. На пару мгновений я как будто ослеп, но даже это поразительно напомнило мне о моем первом визите в эту лавку.

– Хахмед? – позвал я, прищурясь. – Ты здесь?

Молчание было нарушено. Первые слова сами собой сорвались с моих губ, и они не были ни лживыми, ни слишком холодными или вызывающими. Они были сказаны будто невзначай. Я почувствовал облегчение.

– Конечно, я здесь, – услышал я тихий голос. – Мы ждали тебя.

Я потер глаза, чтобы лучше видеть. Меня ждали? Кто это мы? Может быть, он говорил о себе во множественном числе, как монарх? Или здесь в самом деле был кто-то еще? И где он вообще, этот проклятый эйдеит?

Потом вспыхнула свеча, точно как тогда при нашей первой встрече – можно было подумать, что кто-то устроил здесь инсценировку, чтобы разбудить старые воспоминания.

Неожиданно Кибитцер оказался всего в нескольких шагах от меня, озаряемый светом свечи среди кружащейся книжной пыли.

– Привет, Хильдегунст! – сказал он на сей раз своим настоящим голосом, так как губы его шевелились. Его голос казался еще более тонким и слабым, чем звучание его мыслей, как будто он шел, опираясь на палку. Мы долго смотрели друг на друга.

Кибитцер поразительно постарел. За долгие годы он все больше походил на свои высохшие книжные переплеты с их складками и царапинами, потертой кожей и выцветшей краской. Его задубевшее от возраста лицо на фоне книжных стеллажей, вероятно, слилось бы с покрытыми трещинами и заплесневелыми корешками книг, если бы не его большие светящиеся глаза. Но и они, как я с беспокойством заметил, уже давно не сияли, как раньше. Теперь это был слабый и неровный свет, как от тлеющих углей. Над когда-то огромными глазами на его впечатляющем черепе мыслителя низко нависали веки, и было видно, что Кибитцеру стоило больших усилий сохранять глаза открытыми.

– Привет, Хахмед, – ответил я. – Ты знал, что я приду?

– И да, и нет. Полчаса тому назад я в это действительно не верил. Но она знала это. Еще за несколько недель. – Его голова тревожно качалась, когда он говорил. Было удивительно, как его тонкая, дрожащая шея все еще удерживала эту тяжелую ношу с тремя мозгами. Только сейчас я заметил, что у него из одного уха торчала крошечная слуховая трубка.

– Она? – переспросил я.

– Инацея, – уточнил Кибитцер. – Инацея Анацаци.

Он посветил свечой в нишу между стеллажами. Там на стуле сидела ужаска Инацея Анацаци и пристально смотрела на меня. Он появилась из темноты, как привидение, и мне едва удалось сдержать испуганный возглас.

– Привет, Мифорез! – прохрипела она неприятным, как старая шарманка, голосом.

– При… привет… Инацея! – пролепетал я. – Какой сюрприз! Ты хорошо выглядишь! – С моих губ легко слетела неуклюжая ложь.

– Спасибо, – сказала ужаска. – А ты располнел.

Как было приятно вновь оказаться среди друзей. Здесь не нужно было рассыпаться в любезностях – роскошь, которую я почти забыл.

– Она точно знала день и час, когда ты придешь. Еще несколько недель назад. Так как я не верю в фокусы ужасок, я уверен, что это какой-то трюк. Вы оба явно что-то скрываете.

Это было забавно и, наверное, сказано в шутку – эйдеитский юмор! Я не видел ужаску так же давно, как и Кибитцера. В отличие от старого мозгового гиганта она почти не изменилась и была такой же старой и безобразной, как испокон века. Мне кажется, что ужаски появляются на свет уже старыми. Или, по меньшей мере, безобразными.

– Чтобы предупредить твои вопросы, Хильдегунст… – сказал Кибитцер. – Да, ты верно заметил, что я болен. Очень болен. Я страдаю редким заболеванием, которое называется Senesco Rapidus или Эйдеитова болезнь.

– Она… заразна? – спросил я, невольно сделав шаг назад и тут же устыдившись моей истерической и бестактной реакции.

– Ты все тот же старый ипохондрик, гм! – Кибитцер ухмыльнулся. – Нет, она не заразна. Не бойся! Ею заболевают только эйдеиты, к тому же болезнь передается по наследству. И даже среди нас она поражает очень небольшую часть. Я стал одним из счастливцев – вытянул счастливый билет! Собственно говоря, существует один-единственный симптом, но его трудно распознать. Когда болезнь начинается, происходит быстрый процесс старения. Под словом «быстрый» я подразумеваю «молниеносный». Это связано с синхронным расходом энергии моего тройного мозга. Мы слишком много думаем! Организмы многих эйдеитов не могут выносить это слишком долго. Клетки, так сказать, преждевременно уходят на пенсию, если это сформулировать в юмористической форме. В последние десять лет я постарел на сто.

– Мне очень жаль, – пролепетал я. Батюшки мои! Очень жаль! Мы не виделись целую вечность, он поведал мне о своей страшной болезни, а мне в голову пришла только эта бестактная и банальная фраза. Слышал ли он меня вообще? У него, в конце концов, был слуховой аппарат. – Я имею в виду… Я просто плохо разбираюсь в болезнях, – сказал я чуть громче. – Извини, что я не нашел более подходящих слов.

– Ты знаешь, как можно понять, что ты состарился? – спросил Кибитцер дрожащим голосом. – Не по забывчивости. О, нет. Это замечают по тому, что с тобой говорят более громким голосом и несколько медленнее. Как со слабоумными или с маленькими детьми. Я ведь не глухой, черт подери!

– Но ты же плохо слышишь! – возразил я. – Ты ведь носишь слуховой аппарат!

– И с ним я слышу очень хорошо, значит, я уже не глухой, раз его ношу. В этом заключается смысл слуховых приборов!

Я молчал. Мы шли прямиком к одной из наших нескончаемых ссор, какие случаются только между старыми друзьями, имеющими диаметрально противоположные мнения.

– Тебе не стоит лить слезы над моей судьбой, – сказал Кибитцер упрямо. – Я уже давно с этим смирился. Ты имеешь не слишком много преимуществ, если знаешь, что вскоре умрешь. Но некоторые все же есть. Ты перестаешь, например, бояться смерти, потому что у тебя нет времени ее бояться.