Книга Иудино дерево в цвету - Кэтрин Энн Портер

Миранда совсем забыла то, что обычно ее интересовало, — котят, свинок, цыплят, кроликов и всякую, другую живность, лишь бы они были детеныши и можно было их гладить и кормить; теперь ее притягивали удивительные замашки двоюродной бабушки Элайзы, она ходила за Элайзой по пятам, не спуская с нее глаз, или сидела за обеденным столом и тоже таращилась на нее, потому что двоюродная бабка Элайза, когда не глядела на крыше в телескоп, — а в телескоп она обычно глядела перед самым рассветом или как только стемнеет, — в остальное время расхаживала по саду с микроскопом и лупой и рассматривала что-нибудь на коре дерева или в гуще травы. Иногда принесет в дом какой-то сухой листок или кусочек коры, разложит на бумажке и долго-долго смотрит, неподвижная, будто на молитве. За столом разрежет кусок картофельной шелухи или что-нибудь у себя на тарелке, разглядывает, пригнувшись, и гудит: гм, гм. Бабушка не разрешала детям приносить к столу посторонние предметы и отвлекаться, за столом надо есть, а не играть. Она, сколько могла, старалась не обращать внимания на манеры сестры, но однажды, когда двоюродная бабка смотрела в микроскоп на изюминку, гудя себе под нос, точно пчела, бабушка не выдержала и сказала:

— Элайза, если там что-то интересное, дай мне посмотреть после обеда. Или просто расскажи.

— Ты все равно не поймешь, — равнодушно ответила двоюродная бабка, убрала микроскоп и принялась доедать пудинг.

Наконец, уже перед самым отъездом, двоюродная бабка Элайза пригласила детей с собой на крышу посмотреть небо в телескоп. Они испуганно озирались и стояли молча, как чужие. Миранда увидела только большой ослепительно-белый круг холодного света. Она знала, что это луна, и восторженно воскликнула:

— Ой, ну совсем, как другой мир!

— Ну, конечно, дитя, — отозвалась Элайза своим хриплым, но подобревшим голосом. — Там другие миры, миллион других миров.

— Таких же, как наш? — робко спросила Миранда.

— Никто не знает, дитя…

— Никто не знает, никто не знает, — пропела Миранда на мотив, звучащий у нее в голове. Когда все пошли обратно, она, охваченная восхищением, немного отстала и шла сзади за качающимся фонарем в руке у двоюродной бабушки Элайзы и за ее пышной плиссированной юбкой. Они шли росистой тропой через фиговую рощу, такую же, как та, что у них в городе. На ранней росе особенно сладко пахли молочные листья. Пробираясь под низко нависшими ветвями, Миранда по привычке подняла руку и коснулась зелени — на счастье. В этот миг у нее под ногами раздался тихий, жуткий, тревожный звук. «Виип, виип, виип, виип…» — плакал горестный голосок из-под земли, из могилы.

Миранда подскочила, как напуганная лошадка, и налетела сзади на пятки двоюродной бабки Элайзы.

— Ой-ой-ой! Подождите!

— Что такое, дитя?

Миранда вцепилась в протянутую теплую, пахнущую табаком руку.

— Там из-под земли что-то говорит: «Виип, виип!»

Двоюродная бабушка наклонилась к Миранде, обняла за плечи, прислушалась.

— Ты услышала? Но это вовсе не под землей. Это поют первые древесные лягушки, они предсказывают, что будет дождь. «Виип, виип» — слышишь?

Миранда глубоко, судорожно вздохнула и вправду услышала: звук доносился из гущи древесной кроны. И они пошли дальше, Миранда за руку с двоюродной бабушкой Элайзой.

— Вообрази, — рассказывала Элайза самым научным тоном, — эти древесные лягушки, когда меняют кожу, стягивают ее через голову, как рубашку. И съедают. Можешь себе представить? На них такие красивые узоры, я тебе как-нибудь покажу под микроскопом.

— Большое спасибо, мэм, — все-таки спохватилась и вежливо сказала Миранда, хотя на самом деле не помнила себя от счастья, ведь она слышала пение древесных лягушек: «Виип, виип…»

Могила

Дед, скончавшийся больше тридцати лет назад, был дважды потревожен в своем вечном покое по причине верности и собственнического инстинкта его вдовы. Она перевезла его останки сначала в Луизиану, а потом в Техас, словно искала подходящее место для своей могилы и знала, что туда, откуда она уехала, ни при каких обстоятельствах не вернется. В Техасе она устроила маленькое кладбище на краю участка своей первой фермы, но так как родственные связи множились, и родня из Кентукки тоже понемногу перебиралась в эти края, под конец на ее семейном кладбище собралось добрых двадцать могил. После бабушкиной смерти часть ее земли была отрезана на продажу в интересах некоторых из ее детей, и кладбище оказалось как раз на отрезанном участке. Необходимо было вырыть из могил покойников и перезахоронить на фамильном участке большого нового общественного кладбища, где уже была похоронена бабушка. Теперь, наконец, ее муж будет во веки веков лежать с нею рядом, как она задумала с самого начала.

Бывшее семейное кладбище представляло собою милый запущенный садик, где росли вперемешку розовые кусты, клочковатые сосны и кипарисы; тут и там из высокой духовитой травы торчали простые, гладкие каменные надгробия. Когда однажды знойным днем Миранда и ее брат Поль, часто ходившие вместе стрелять кроликов и голубей, забрались туда, аккуратно поставив свои винчестеры у ограды, могилы оказались разрыты и пусты. Миранде было девять лет, Полю — двенадцать.

Они наклонялись над глубокими, строго прямоугольными ямами, многозначительно переглядывались, уважительно говорили друг дружке: «Это были могилы!» Но их слова не выражали особого, кладбищенского душевного состояния, а только приятное, захватывающее возбуждение оттого, что они видят нечто, еще никогда не виденное, очутились там, где никогда еще не бывали. Но примешивалась и толика разочарования: оказывается, ничего особенного, все совершенно обыкновенно. Пусть когда-то тут много лет лежал гроб, но теперь гроба нет и осталась просто яма в земле. Миранда соскочила в яму, где когда-то покоились кости ее деда, поковыряла земляную стенку, просто так, для удовольствия, взвесила на ладони комок земли с примесью сосновых иголок и каких-то листочков. От него шел приятный, сладкий запах распада. А когда он раскрошился, внутри оказался серебряный голубок величиной с орех, с распростертыми крылышками и веерообразно распущенным хвостом. На груди у голубка было круглое углубление. Миранда повернула его к солнцу и оказалось, что внутри углубления нарезаны завитки. Она вылезла из ямы, обрушив с краю насыпанную землю, и крикнула Поля: она нашла одну вещь, пусть попробует угадать, что… Его улыбающееся лицо высунулось из соседней могилы. Он махал сжатым кулаком: «Я тоже кое-что нашел!» Они сошлись и принялись состязаться: кто раньше и с которой попытки угадает, что у другого в руке? Все мимо. Наконец разжали кулаки. Оказалось, что Поль нашел толстое золотое кольцо с хитрым узором из цветов и листьев. Миранда была повержена. Ей ужасно захотелось взять кольцо себе. А Поль больше заинтересовался голубем. После недолгого препирательства был произведен обмен. Зажав голубя в руке, Поль сказал: «А ты знаешь, что это такое? Шайба к винту для крышки гроба!.. Пари, ни у кого на свете такого нет!»

Миранда бросила на свою находку равнодушный взгляд. Золотое кольцо она надела на большой палец, и оно пришлось как раз в пору. «Я думаю, нам надо уходить, — сказала Миранда. — А то, может быть, кто-то из негров нас заметил и скажет кому-нибудь». Они знали, что эта земля продана, кладбище им больше не принадлежит, они вторглись на чужую территорию. Поэтому они тихонько перелезли обратно через забор, вскинули винчестеры через плечо — дети с семилетнего возраста стреляли в цель из разного огнестрельного оружия и привыкли с ним обращаться — и побрели дальше бить кроликов, голубей и прочую мелкую живность, какая подвернется. В этих походах Миранда всегда шла след в след за Полем и подчинялась его указаниям: как поступить с винтовкой, перелезая через забор; каким способом установить ее стоймя дулом вверх, чтобы она не соскользнула и не выстрелила; до каких пор выжидать, прежде чем самой спустить курок, а не бабахать сразу в воздух и портить Полю охоту, Поль-то действительно стрелял метко, если ему не мешать. Но иногда, когда прямо у нее под носом вдруг вспорхнет птица или из-под самых ног выпрыгнет кролик, Миранда все-таки могла, забыв обо всем, сгоряча вскинуть винчестер и надавить на крючок. Она вообще редко попадала в цель. У нее был неправильный подход к охоте. Брат часто сердился на нее. «Тебе дела нет, хоть ты промазала, хоть попала, — ворчал он. — Разве так охотятся?» Миранда не понимала, почему он сердится. Сам он у нее на глазах швырял оземь шляпу и вопил от ярости, когда промахивался.