Книга Деньги на ветер - Эдриан Маккинти

— Нет.

— Греческий поэт, современник Гомера, но, в отличие от него, реальная историческая фигура. Он писал:

На каждый благой дар богов приходится

по два несчастья.

Не огорчайся по-детски, что нет

у богов равновесья,

С мужеством это терпи, на пользу

себе обращая.

Выверни жизнь, словно плащ,

ярким подбоем наверх.

— Не понимаю…

— Нельзя контролировать все. Что-то должно происходить само по себе. Не езди в Америку. Умоляю тебя, Меркадо, пожалуйста, не езди.

Я не отвечаю. Мое решение неизменно.

Гектор, тяжело сутулясь, поворачивается и идет по коридору. Слышу его шаркающие шаги на лестнице, потом из окна смотрю, нет ли за ним «хвоста», пока он не сворачивает на улицу Мисионес и не пропадает в пьяной гаванской ночи.

Глава 7

Неспящая Америка

Слишком поздно, Гектор. Уже слишком поздно, друг мой, прислушаться к твоим словам. Я здесь, я убила двоих, не сумела «с мужеством это терпеть».

Наверно, я не спала; сквозь сон уже в третий или четвертый раз мне слышался голос:

— Мария… Мария… vamonos.

Что?

— Мария, пора.

Мария? Кто тут Мария?

— Мария, пора вставать.

Ах да! Это же я.

— Который час? — спросила я.

— Шесть. Ухожу на весь день. Как спалось?

— Хорошо. Хорошо спалось. Первый раз проспала всю ночь с…

Я оборвала себя. Первый раз за сто восемьдесят дней я всю ночь спала без задних ног. Полгода прошло со дня моего рождения в Лагуне. Полгода с того телефонного звонка Рики. Полгода я вынашиваю свои планы.

— Посмотри на меня, — окликнул Пако.

Я протерла глаза. Передо мной стоял Пако в джинсах, рабочих сапогах, толстом черном свитере и ярко-желтой шляпе с твердыми полями. Выглядел он радостно возбужденным.

— Куда ты отправляешься? — спросила я.

— На стройку в центре города. Тебе шляпа нравится? Я в ней прямо настоящий янки, правда? Настоящий американец. — И он добавил скрипучим голосом: — Ну, ты хоть понимаешь, подонок, как тебе повезло? Па-и-маэшь? — Не знаю уж, кому он подражал.

— Выглядишь как заправский американец, — согласилась я.

Он улыбнулся еще шире, потом вдруг стал серьезен.

— Тебе тоже лучше бы встать, — озабоченно произнес он. — Эстебан уже здесь, повезет девчонок на гору. Он не в духе, вырядился как сутенер.

— Да пошел он, — пробормотала я и снова закрыла глаза.

В Гаване у меня было обыкновение лежать, пока в окно с улицы О’Райли не повеет свежезаваренным кофе из ближайшего кафе-мороженого.

— Черт, Мария, меня зовут, надо идти!

— Так иди, — бросила я, но тут же вспомнила, что с человеком, проведшим с вами ночь буквально под одной крышей, надо быть вежливой, и добавила: — Удачи тебе, Пако! Береги себя.

— До вечера.

Я кивнула и опять задремала на минуту-другую. Не слышала, как он вышел из комнаты, как «тойота» с мексиканцами уехала со стоянки, но вот тычок Эстебанова сапога из змеиной кожи, пришедшийся в лодыжку, прочувствовала вполне.

Рывком села в постели.

— Какого хрена… — начала было я в ярости, но тут вспомнила, где нахожусь.

— Я тут по делам, у тебя две минуты, чтобы привести себя в порядок, — заявил Эстебан и продолжил, не давая мне начать извиняться: — Мы имеем дело с важными людьми. Ты девочка умная, понимаешь, вся наша работа висит на волоске. Надо излучать уверенность в себе и спокойствие. Федералы нас не тронули. Все идет гладко. Поняла меня? Чтобы без вывертов. Это твой первый день, и я бы на твоем месте таким случаем воспользовался. Мне плевать, насколько плохо пойдут дела, я и тебя, и кого угодно уволю на хрен, если захочу. Надень эту униформу и жди меня у дома на стоянке через две минуты.

Он был в грифельно-сером костюме, волосы причесаны, лицо умыто, борода подстрижена. На мизинце сверкнул крупный перстень с бриллиантом, но в остальном он выглядел вполне прилично. Редкий мужчина обычной сексуальной ориентации может устоять против комплимента, отпущенного женщиной, которая младше его по возрасту, поэтому я пальнула в него из обоих стволов в упор:

— Жаль, что у вас неприятности, Эстебан, но я очень благодарна за предоставленную мне возможность. Позвольте добавить, что, на мой взгляд, вы прекрасно держитесь. Производите впечатление совершенно невозмутимого человека.

Красив, как медведь, так говорят у нас на Кубе.

Эстебан слегка скривил губы, и щеки его порозовели.

— Да уж… — буркнул он, — гм, ну, сейчас надо встретиться кое с кем из наших клиентов, заверить, что агентство «Горный штат» не нанимает нелегалов и не пострадало от рейдов СИН.

— Что ж, выглядите вы вполне достойно. Отличный костюм.

— У портного пошит. В Денвере, — уточнил он. Потом, видимо, вспомнил, зачем пришел, и добавил: — Э-э… Мария, ты должна быть внизу минут, скажем, через пять.

— Да запросто. Там и встретимся.

Он постоял еще немного, что-то обдумывая, потом решил высказаться до конца:

— Обычно я не даю людям возможности выбирать, но… Гм, где предпочитаешь работать: на горе Малибу, как мы ее называем, или в центре города, где немного полегче? Дело, наверно, кончится тем, что побываешь и там, и там, но на горе тем хорошо, что через две недели начнут давать рождественские чаевые. Может оказаться доходно.

На горе, разумеется, тут и обсуждать нечего.

— На горе, — сказала я.

— Я договорился с другими девчонками. Помни, половину чаевых получаю я, никаких исключений, О’кей?

— О’кей.

К Рождеству меня здесь не будет, так какого черта беспокоиться?!

Казалось, у Эстебана полегчало на душе.

— Отлично. Я решил тебе напомнить. Не хотелось бы потом действовать с позиции силы.

— Думаете, у вас бы получилось? — спросила я с улыбкой, выставляя полусогнутые худые руки, как это делают боксеры. В шутку, конечно.

Он ухмыльнулся:

— Ты мне нравишься, Мария. Если получится, может, поработаешь на меня у нас в офисе на Пёрл-стрит.

— Может, и поработаю.

— Хорошо. Ну, жду тебя внизу. — Он уж совсем собрался уходить, но в дверях снова остановился. — Там много не будет, знаешь ли, так что особенно не надейся, — сказал он.

— Чего много не будет? — не поняла я.

— Рождественских чаевых. Маргарита и Луиза убирались в доме у Круза и получили по тысяче баксов каждая. Но от нынешних наших говнюков такого не дождешься. Это светила помельче.