Книга Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - Станислав Венгловский

Однако все это не помешало ему наведаться в Гёттинген, чтобы посетить там своего старинного друга – Александра Тургенева, сына незабвенного Ивана Петровича, который лишь в недалеком прошлом являлся ректором Московского университета.

Первым делом Александр Тургенев поинтересовался, как там теперь обстоят дела у его закадычного друга, у Василия Жуковского, с которым он обучался вместе в Благородном московском пансионе. О Жуковском у него сохранились самые добрые воспоминания.

Сам Александр Петрович Тургенев только что совершил свое грандиозное путешествие по Европе со своим неизменным, старинным другом и спутником – Андреем Сергеевичем Кайсаровым[58]. Они живо интересовались и прочими своими друзьями… Например, Григорием Ивановичем Гагариным, который сейчас пребывал при папском престоле, готовясь даже сделаться посланником императора Александра I.

Именно в городе Гёттингене находилась одна из лучших акушерских клиник в Западной Европе. Ее в течение почти уже тридцати лет возглавлял большой практик Фридрих Бенжамин Озиандр.

Озиандр и поведал страстно любопытствующему русскому врачу, что в подопечном ему Родильном доме весьма счастливо и благополучно разрешились от постоянного бремени более трех с половиной тысяч немецких и прочих женщин. Германское повивальное искусство воистину процветало. Оно переживало свой подлинный, настоящий расцвет…

В германском городе Вюрцбурге Матвей Мудров продолжал совершенствовать свои знания в области анатомии и хирургии. Достаточно сказать, что он делал операции совместно с выдающимся анатомом и оператором – профессором Карлом Каспаром фон Зибольдом, который сумел оборудовать в своем Вюрцбурге первоклассный операционный зал, причем такой, что просто закачаешься от неописуемой зависти…

Дальше на пути Матвея Мудрова лежала австрийская столица Вена. Там он задержался на некоторое время, чтобы потренироваться в глазной клинике профессора Георга Йозефа Беера. Оказалось, что степени доктора медицины господин Беер удостоен был еще в 1786 году, хотя все ему прочили большую, просто необыкновенную художническую стезю: очень уж рано в нем проявились способности художника. Его иллюстрациями и даже великолепными картинами были обвешаны все стены в его просторной глазной клинике…

* * *

Однако предстоящие занятия в Париже оказались приезжему русскому врачу совсем не по средствам.

Что же, и это не остановило его, так усиленно порывающегося к медицинским знаниям. Ему пришлось вспомнить свои, еще вологодские навыки, и снова приступить к преподаванию русской грамматики, теперь уже в великосветском семействе князя Александра Михайловича Голицына. Мудров обучал его малолетних детишек, Михаила и Федора… русскому языку. Тогда как совсем крохотная дочь их, под каким-то отчаянно химеричным прозванием principessa, была оставлена при царском дворе. Она по-прежнему оставалась там любимой воспитанницей царицы Елизаветы, жены Александра I.

Заработанных за обучение денег вполне хватило, чтобы слушать лекции ведущих парижских профессоров – психиатра Филиппа Пинеля, Антуана Порталя, Генриха Бойе и других французских знаменитостей.

Один из них, упомянутый профессор Пинель, только в тридцатилетнем возрасте приступил к изучению медицины, однако сумел прославиться тем, что одним из первых отважился снять со своих психиатрических больных оковы, испросив подобное это право у такого всесильного на ту пору французского Конвента.

Кстати, этот сюжет довольно эффектно представлен на картине Тони (Антуана) Робер-Флёри. Мы имеем в виду его полотно «Доктор Филипп Пинель освобождает от оков психически больных в больнице Сальпитриере в 1795 году[59]».

Другой из этих профессоров, анатом Порталь, прославился тем, что написал много книг по своему предмету, которые долгие годы служили учебником для всех будущих врачей-анатомов…

* * *

Весной 1804 года Матвей Яковлевич усиленно работает над своей докторской диссертацией. Теперь она известна под названием De spontanea placentae sectione (Самопроизвольное отхождение плаценты). Ее он послал в свой родной университет и терпеливо стал дожидаться ответа.

Ждать ответного письма пришлось совсем недолго.

Дело в том, что как раз именно в этом году, когда он отослал на отзыв свою еще только запланированную им диссертацию, – его будущий тесть Харитон Андреевич Чеботарев уже целый год пребывал в должности ректора Московского Императорского университета. Так что прохождение его диссертации прошло быстро и без задержек (что, отнюдь, не бросает ни малейшей тени на ее высокое качество). До Матвея Мудрова как-то все-таки дошло известие, что в Москве, Советом всего медицинского факультета, тема его диссертации была признана полностью утвержденной. А за успешное и усиленное занятие его заграничными трудами – высокий Совет еще наперед присвоил ему звание экстраординарного профессора…

Это стало достойной наградой за все его прежние старания.

Более того, по просьбе попечителя Московского университета – Михаила Никитовича Муравьева, Мудров пишет и отправляет в Москву целую программу по реорганизации всей системы обучения лечебному делу. В собственной программе он старается всецело направить ее на соединение теории с практикой, всемерно учитывая при этом богатейший опыт от своего посещения передовых зарубежных университетов.

С болью в сердце Матвей Мудров написал: «Нельзя полагать о недостатках, ибо они – причина несчастья многих. Мне больно, что я говорю не к чести моих соотечественников. Я бы стократно желал бы быть органом славы их… Но не людей, а подлинные вещи предлагаю в своей программе…».

При разработке устава развития отечественной медицины 1804 года все его замечания и предложения были, в основном, учтены.

Более того: после 1805 года при Московском университете открывается первый Клинический институт. Директором его по праву становится весьма умудренный опытом профессор Федор Герасимович Политковский.

* * *

Между тем, все семейство князей Голицыных, как бы устав от созерцания зимнего, какого-то крайне унылого, даже истощенного крайне Парижа, решило направиться в солнечную Италию. Особенно туда порывалась жена князя, Наталья Федоровна, в девичестве княгиня Шаховская. Она болела чахоткой, и ее можно было легко понять, особенно – врачу. Туда они приглашали с собой и Матвея Мудрова. Однако он всей душой порывался на родину, в свой Московский университет…