Книга Ох, охота! - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. Перов. Птицелов
Слопцами, или хлопцами, отлавливают осенью глухарей, которые перед зимой рано утром непременно выходят на песчаные проселки и лесовозные дороги, чтобы набить зоб ка-мешками. Дороги через каждые двести-триста метров перегораживают заборчиками высотой до полуметра, используя подручный материал, в основном сухостойные молодые сосенки. В изгороди оставляют один или два прохода, не более размеров глухаря, в которых также устанавливают силки. Слетая на дорогу, птицы путешествуют по ней пешком, выбирая камешки из песка, и практически никогда не обходят стороной слопцы, а норовят пройти сквозь оставленные для них проемы. Этот способ промысловой охоты был развит до восьмидесятых годов, и в некоторых районах, к примеру, в Верхнекетском Томской области, осенью по дорогам было невозможно проехать. За осень штатники добывали до полусотни птиц, приемная цена каждой тогда была аж два с половиной рубля. Слопцы то запрещали, поскольку в них попадают и тетерки, то вновь разрешали, поскольку сразу же пустели магазины «Дары природы», где в советские времена продавали боровую дичь. Говорят, в настоящее время это считается браконьерским способом добычи и слопцы находятся под запретом. Однако я уверен, что лов продолжается и доныне, а иначе откуда бы в магазинах и ресторанах появлялись глухари, в том числе и глухие тетери, без всяких признаков ружейного выстрела?
Западнями на Европейском Севере и в Сибири ловили медведей и реже росомах. Этот вид охоты настолько устарел, что в настоящее время не используется опять же из-за сокращения сельского населения и трудоемкости способа.
В основу его положено пристрастие этих зверей к воровству. Редкая охотничья избушка не подвергается разгрому медведя: не подпер бревном, не заложил как следует дверь — непременно наведается, перетрясет подвешенные к потолку мешки с сухарями, сахаром, мукой, переломает и так худую мебель, зачем-то своротит печь и уйдет. Поэтому для хранения продуктов рядом с избушкой устраивали лабаз — рубленый, метр на метр, домик из бревен, установленный на 3–4 высоких столбах, куда уж точно не заберется зверь. На мой взгляд, таким образом медведь пытается отомстить охотнику либо вовсе выгнать его со своей территории. Геологи на Ангаре, проводя весеннюю заброску продуктов на полевой сезон, вынуждены были упаковывать их в железные бочки, закручивать их на болты и приковывать тросами к деревьям, и все равно иногда зверь отрывал и катил бочку с горы, чтобы разбить и достать съестное. На Нижней Тунгуске в двадцати километрах от Туруханска у гидрологов-прибалтов на самом берегу стоял симпатичный, в немецком стиле, домик. Невзирая на катера и самоходки, плывущие по реке, медведь взломал филенчатую дверь, сожрал вяленую рыбу, висевшую на проволоке в сенях, затем забрался в домик, разорвал напополам мешок с мукой, полакомился сахаром, затем сгущенкой и тушенкой, изодрал матрацы, подушки, после чего вынес окошко вместе с простенком и ушел. Явившись на свой пост, гидрологи увидели все это и решили, что кто-то воспользовавшись медвежьим погромом, украл приемник «Океан», поскольку такового не обнаружили, а поверить, что его утащил медведь, не могли. Но когда один из них пошел по следу косолапого грабителя, то приемник нашел на следу в трехстах метрах от домика — должно быть, медведице своей понес, да передумал по дороге и бросил…
Медвежья западня устроена по принципу небольшой, три на три метра, рубленой и не высокой избушки с мощным накатником, заваленным камнями и землей. Лаз прорубается низкий, три-четыре венца в высоту и около метра в ширину, а в трех других стенах прорезаются бойницы размером, чтобы только просунуть ствол и прицелиться. С внутренней стороны входа устраивается собственно западня — прочно сбитая из бревен своеобразная дверь, которая не открывается, а западает сверху, наглухо закрывая вход. Западню поднимают вверх и настораживают по такому же принципу, как и пасть; к сторожку, расположенному у противоположной стены, прикрепляют приваду — все, что угодно, от протухшего мяса до медовой соты и плесневелого хлеба. Зверь забирается внутрь, рвет приваду и в тот же миг оказывается запертым. Охотнику остается прийти и взять зверя: если это медвежонок, то живьем, дабы продать потом купцам или цыганам, если крупный, то стреляют сквозь бойницы и свежуют. Одну такую западню я нашел на Сухом Питу — притоке Ангары, неподалеку от Потоскуя, когда работал в геологии. Вероятно, ею уже давно никто не пользовался, если только вместо избушки для ночлега, поскольку на полу была постель из пихтового лапника и пустые консервные банки, однако медведей было половлено: бревна возле бойниц, лаза и даже лиственничный пол из плах были изгрызены и изодраны когтями, в некоторых местах до сердцевины дерева.
Как уже отмечалось выше, самострелы, как в виде арбалета, так и ружья, устанавливают возле троп крупного зверя. Прямо скажем, такой способ добычи, по-настоящему браконьерский, весьма опасный, использовался в глухих уголках России, скорее всего, ленивыми потребителями мяса. Штатный охотник из зверопромхоза в Иркутской области Валерий Ж. поведал мне историю, которая послужила основой для рассказа, опубликованного в журнале «Охота и охотничье хозяйство» за 1981 год. Когда Валеру забросили гидросамолетом на промысловый участок, он обнаружил трех пришельцев городского, нагло-хулиганского вида, которые приплыли сюда на лодке и обосновались в одной из его избушек. Все попытки выставить их с территории оказались бесполезными, один против троих не попрешь, незваные гости либо угрожали, мол, с нами лучше не ссориться, либо смеялись, намереваясь отохотиться весь зимний сезон и заработать на соболях — тогда на них был сумасшедший спрос на черном рынке. Один из них и в самом деле в ловле зверька кое-что соображал, по крайней мере, капканы ставить умел и знал места обитания соболя. Валера свои путики набил, выставил ловушки, а эти злодеи параллельно или вовсе вкрест его путикам свои проложили. И мало того, начали шнырять по его капканам, пока что скрытно: все-таки побаивались, что можно где-нибудь пулю схлопотать и лечь в снежную могилу. В старые времена за подобное стреляли редко, чаще лыжи рубили или, хуже того, на толстой жерди распинали, пропустив ее в рукава, и отпускали — иди себе куда хочешь, как медведь с потаской. Ну что тут делать? Валера за двадцать километров к геологам сходил, на рацию, объяснил ситуацию своему руководству, а оно пообещало милицию прислать, если будет попутный вертолет. В общем, весь сезон насмарку идет, хоть бросай все и уходи. Однажды шел Валера по своему путику невеселый, и глядь, свежая лыжня набита по распадку, а на оленьем переходе одностволка к дереву прикручена и растяжка стоит — самострел! Мысль созрела мгновенно: зашел сбоку, за веревочку дернул, ружье пальнуло, а сам в тот час же направился к непрошеным гостям. Те сидят в избушке, распаренные, жарко. Валера, не снимая лыж, к ним заскочил и с порога:
