Книга Почерк судьбы - Шарлотта Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты – всей моей жизни.
Он с трудом сглотнул.
– Поэтому мне так нелегко сказать тебе то, что должен.
Теперь настал черед Ханне взять его за руку и подбодрить:
– Просто скажи это.
– Ханна…
Он на несколько секунд закрыл глаза. А когда снова открыл их и стал неотрывно смотреть на Ханну, у нее вдруг потемнело в глазах. В этом взгляде было столько чувства, столько любви, что она была готова поверить любым его словам, не важно, льстивые они или нет.
– И поэтому, – он выдержал короткую паузу, – поэтому, Ханна, я тебя отпускаю.
– Да! – радостно вскрикнула она. – Я согласна!
Она вскочила со стула, хотела уже забраться на стол, чтобы броситься Симону на шею. Но вдруг она осознала, что он произнес.
Девушка растерянно опустилась на стул.
– Э-э-э, прости, но… что ты сказал?
– Что я тебя отпускаю, – повторил он. – Я тебя отпускаю, чтобы ты сделала счастливым кого-нибудь другого. Как бы тяжело мне это ни было осознавать, но я не самая лучшая пара для тебя.
– Что? – Ханна помотала головой, чтобы развеялась галлюцинация, – именно так она восприняла только что услышанное.
Два бокала шампанского не могли вызвать такое состояние! Она рывком выдернула руку из его руки.
– Правильно ли я тебя поняла? Ты меня бросаешь?
И все-таки у него скверное чувство юмора!
– Нет, – спокойно ответил он. – Я бы никогда с тобой не расстался, никогда!
– Но ты это только что сделал!
– Пожалуйста, – он вновь хотел взять ее за руку, но она сцепила пальцы, – я могу понять, что тебя это сбивает с толку.
– Да что ты? – Ханна почувствовала, как ее брови удивленно выгнулись. – С чего бы это? Это же абсолютно нормально, когда мужчина долго рассказывает партнерше, какая она замечательная, ну просто женщина его мечты, чтобы потом расстаться с ней.
– Позволь, пожалуйста, я объясню, – произнес он, – я поступаю так не по своей воле.
– Значит, тебя кто-то вынудил?
Симон пожал плечами:
– В общем, так и есть.
Теперь Ханна совершенно ничего не понимала.
– Ага. И кто же тебя вынудил? Ты ведешь двойную жизнь, как шпион, а я об этом не подозревала? Тебе нужно скрыться? Ты участвуешь в программе по защите свидетелей?
– Нет, Ханна. – Он печально посмотрел на нее. – Но мне хотелось бы, чтобы ты была счастлива. А со мной не будешь.
– О чем ты вообще говоришь? – выкрикнула она.
Теперь девушке на самом деле хотелось выть. Это не может быть правдой, это просто ей снится! Нет, это всего лишь какой-то кошмарный сон!
«When you walk in a dream but you know you’re not dreaming…»[32]
– Дело в том, Ханна… – Он снова вздохнул, схватил салфетку и принялся нервно мять ее. – Все идет к тому, что этот год я не переживу.
Она уставилась на него. В растерянности. В один миг ее бросило в жар, потом сразу в холод, потом закружилась голова. И ей сделалось плохо. Очень, очень плохо.
– Что? – тихо спросила она. Ее голос дрожал. – Я не совсем поняла, что ты только что сказал.
– Мне очень жаль. Через год я, вероятно, умру.
– Allora![33] – Штора отлетела в сторону, Риккардо подошел к столику и с воодушевлением сунул бутылку Симону под нос. – То самое «Гави»!
Йонатан
3 января, среда, 10 часов 47 минут
Нет, это же было неправильно! Что там ему советовала госпожа Сарасвати? Он должен сразу и по поводу всего непременно говорить «да», собрать все мужество и начать жить по-новому. А то, чем он сейчас занимался, шло вразрез с ее советами. Это было однозначное «нет». Но Йонатан все же припарковался у входа в бюро находок и был готов сунуть ежедневник в руки какому-нибудь работнику и больше никогда об этом не думать.
И это очень благоразумное решение, в самом деле. Но было ли это правильно?
Вдруг ежедневник скрывал тайну, которую Йонатан должен разгадать? Сарасвати и об этом упоминала, говорила о тайне, которая связана с его чувствами и его душой…
Йонатан энергично распахнул дверцу машины и поставил ногу на тротуар. Не мог же он серьезно воспринимать обычную болтовню гадалки!
Он уже стоял возле автомобиля, держа ежедневник в руке, и собирался зайти в бюро и решительно звякнуть колокольчиком, стоящим на стойке, или где там они принимали найденные вещи. Ведь эта книжица принадлежала не ему, и не существовало никаких причин, чтобы продолжать заниматься этим делом.
Но потом Йонатан вновь засомневался. Правильно или неправильно? Неправильно или правильно? Он вздохнул, снова сел за руль и захлопнул дверцу. Если он избавится от ежедневника прямо сейчас, то никогда не узнает его тайну. Кому он принадлежал и кому предназначался, кто его заполнял? И как, черт возьми, он оказался на руле его велосипеда? Может, эта неопределенность еще долго будет его преследовать? Будет его мучить и лишать покоя? Не случится ли с ним еще что-либо подобное?
Йонатану не пришлось отвечать на эти вопросы, ведь ежедневник именно это и делал – не давал ему покоя.
Йонатан все же не мог полностью исключить, каким бы невероятным это ни казалось, что к ежедневнику имеет отношение его мать, София. А также вариант, что Йонатан, пусть этого даже и не случится, может пропустить нечто интересное.
Он взял ежедневник и еще раз раскрыл его. Пролистал до записи на сегодняшний день, 3 января:
Есть лишь два дня в году, когда ничего нельзя сделать.
Один день – это вчера, другой – завтра. Это означает, что сегодня – самый правильный день для любви, веры и, прежде всего, жизни.
Далай Лама
Ну да, если людям не приходит ничего путного на ум, они цитируют Далай Ламу, тому-то всегда приходило. Хотя Йонатан не мог не признать, что логика у этого высказывания есть. Конечно, ни вчера, ни завтра сделать ничего нельзя. Чтобы забросать такими мудростями весь мир, не нужно быть гением – или Далай Ламой. Если быть точным, все это проходило под грифом «Философия для домохозяек». Такое, кстати, хорошо продается.
Йонатан подумал о книгах Пауло Коэльо, Сержио Бамбарена, Франсуа Лелорда и Ко. Толпы читателей млели от их сентиментальных шедевров, а сами произведения оставались в списках бестселлеров многие месяцы.
«Опиум для народа», – вот что о такой литературе говорил его отец, Вольфганг Гриф, повторяя слова Карла Маркса, и подчеркивал, что издательству «Грифсон и Букс» не нужен подобный «дешевый успех», в конце концов, и на серьезной литературе получалось зарабатывать неплохие деньги. В такие моменты отец всегда кивком указывал на книги в кожаных переплетах авторства Губертуса Крулля, которые занимали почетное, видное место на его полке.